В мечтах о швейной машинке - страница 17

стр.

Желание больше знать о жизни не только в нашем городке, но и по всей стране, и даже за границей, появилось у меня после первых путешествий «моей синьорины», маркизы Эстер: в городе её, невзирая на разрыв с мужем, всё ещё именовали прежним титулом. Мне хотелось следовать за ней, хотя бы мысленно, а по возвращении – перестать ловить себя на том, что слушаю её рассказы, раскрыв рот, как последняя невежда. Время от времени я одалживала у маркизы модные журналы. Бывали среди них и те, что предлагали помимо рисунков ещё и краткий курс шитья: эти страницы я читала особенно жадно, надеясь найти что-то, чего пока не знала сама. Но, видимо, адресованы они были состоятельным дамам, занимавшимся шитьём забавы ради, поэтому инструкции эти обычно оказывались столь простыми и очевидными, что я не могла вынести из них ничего нового.

Вскоре мне удалось выкупить из ломбарда бабушкину цепочку и серёжки с коралловыми подвесками. Кроме того, я завела жестянку, куда каждую неделю откладывала по несколько монет, чтобы иметь возможность хотя бы разок во время оперного сезона попасть на галёрку. Чтобы не поддаться искушению потратить эти деньги на ежедневные нужды, вроде иголок, макарон или угля, я прятала коробку в спальне, за некогда принадлежавшей бабушке гипсовой статуэткой Мадонны, – та держала её в нише, которую превратила в импровизированный алтарь, так высоко под потолком, что мне приходилось вставать на стул, чтобы до неё добраться. Деньги на текущие и непредвиденные расходы я держала в верхнем ящике комода: скромная сумма, которая росла или уменьшалась в зависимости от того, много или мало у меня было работы, но до сих пор позволяла без потерь переживать краткие периоды бездействия, когда ни одна из клиенток не нуждалась в моих услугах.

Несмотря на устоявшуюся репутацию и скромный, но постоянный доход, делавшие меня желанной добычей для холостяков всех мастей, жениха у меня до сих пор не было. Впрочем, я не раз получала предложения руки и сердца, как напрямую, так и через свах, которыми часто пользовались люди моего класса и в городе, и в соседних деревнях, но всё ещё была слишком наивна, а потому рассматривала брак не как способ улучшить своё положение, а как сбывшуюся мечту о всепобеждающей любви. В этом смысле недавний опыт синьорины Эстер меня несколько отрезвил. Если молодой человек, друг детства или просто сосед, поравнявшись на улице, отпускал мне комплимент, строил глазки или предлагал прогуляться в воскресенье где-нибудь в парке, соответствующем нашему классу, у меня сразу закрадывались нехорошие подозрения, и я отвечала колкостью, стараясь побыстрее поставить его на место. Если казалось, что по дороге к заказчику какой-нибудь студент или чиновник следит за мной или даже просто смотрит чуть более пристально, чем обычный прохожий, я сворачивала и шла другой дорогой. От таких не жди ничего хорошего, кроме лжи и стыда: так писали в романах, да и своими глазами я тоже видела немало примеров. Одиночество меня не пугало: все мои мечты, желания и планы на будущее касались работы, искусства кройки и шитья да расширения клиентуры.

Но всё-таки приглашение семейства Провера было последним, чего я могла ожидать. Наверное, думала я, бедная родственница заболела или куда-нибудь уехала, и они зовут меня сшить пару наволочек или заштопать старую рубашку: как я уже говорила, адвокат, в отличие от жены и дочерей скупой до жадности, так мало заботился о своём внешнем виде, что вечно ходил с обтрёпанными манжетами, над которыми смеялись даже в суде.

Тем не менее, я согласилась – отчасти потому, что в тот момент у меня не было других заказов, но главным образом потому, что сгорала от любопытства: людей со стороны, по крайней мере, тех, кого я знала сама, в этом доме обычно и на порог не пускали. У Провера не было слуг, за исключением Томмазины, деревенской девчонки, которая говорила на чудовищном диалекте, совершенно не зная итальянского, летом ходила босиком, а за те несколько раз, что я встречала её на улице с горой узелков и свёртков, не обменялась со мной и двумя словами. Мы часто задавались вопросом, как она в одиночку занимается всеми домашними делами, включая уборку, стирку, покупки и приготовление пищи. Может, ей помогала бедная родственница? Это объяснило бы необычайную щедрость адвоката, приютившего её в своём доме: опытная кухарка и доверенная горничная за еду, кров и полное отсутствие жалованья. Впрочем, синьорина Джемма редко выходила из дома и, главное, никогда не сплетничала.