В мире фантастики и приключений. Выпуск 5. Вахта «Арамиса» - страница 22
Дэниел выключил фон. Слишком любил он этого красивого, сильного мальчика и не хотел видеть, как сейчас вот эта одухотворенность борьбы, этот взлет юношеской непримиримости перейдут границы прекрасного и опустятся до чего-то истеричного, маниакального, жалкого.
И уже совсем бессознательно пожалел, что нет на этой станции аппаратуры подслушиванья, — пусть все слышали бы Санти, золотого мальчика, не сумевшего родиться в эпоху конкистадоров. И пусть запоминали бы его, потому что этот мальчик рожден необыкновенно жить и необыкновенно умереть. Вот почему с „Бригантиной“ никогда и ничего не случается: потому что на ней Санти, хранимый судьбой для своего, небывалого, нечеловеческого конца. Ох, как чертовски жаль, что вы не слышали его. И ты не слышала его, проклятая марокканка. Жаль.
День второй
ПИР ВАЛТАСАРА
— Чисто? — в сотый раз спрашивала Ада.
— Чисто, черт их дери, — в сотый раз отвечала Симона и в сто первый раз запускала на просмотровом столике какую-нибудь диаграммную ленту. Формально все было чисто. Одни подозрения — как и в прошлый их приход, впрочем.
— Значит, опять пропустим их?
— Черта с два, — сказала Симона. — Ищи.
И снова киберы, Чмокая присосками, шли по сумрачному переходу, чтобы передвинуть и „прозвонить“ каждый контейнер, чтобы обнюхать каждый квадратный сантиметр поверхности стен и горизонтальных переборок, и Ада сидела перед экранами внешнего обозрения до самого обеда, и после обеда, и снова ничего не было заметно, и Симона наконец оттащила ее от просмотрового пульта, потому что и завтра будет еще целый день.
— Чисто? — еще раз спросила Ада.
— Пока да. Но видишь этот штрих?
— Царапнуло перо.
— А тут?
— М-м-м… Тоже.
— И здесь — тоже?
— Честное слово, Симона, это слишком уж микроскопические придирки.
— А почему они идут через определенный промежуток времени?
— А почему бы им и не идти? Механические неполадки. Симона запустила еще одну ленту:
— Ну, а здесь? Этот легкий зигзаг — всплеск радиации. Вот еще-весьма регулярные всплески. Помнишь, я тебе говорила о них в прошлый приход „Бригантины“?
— Но им так далеко до нормы!
— Не это важно. Важно то, что по времени они совпадают с первыми штрихами.
— А первая лента — откуда?
— С регенерационной машины. Словно ее останавливали или переключали на другой режим.
— Ну, знаешь! Какая тут связь?
— Да никакой, — сказала Симона.
Ада направилась к двери, но Симона продолжала упорно смотреть на легонькие лиловые загогулинки.
— Как ты думаешь, — спросила она вдруг, — что будет делать нормальный космонавт, если в кабину проникнет излучение?
— Такое?
— Такое — наплюет. Мощное.
— Усилит защитное поле. Ну, полезет в скафандр высокой защиты, если успеет.
— Ну, а ненормальный космонавт?
— Ненормальных не бывает.
— Ненормальный космонавт заранее наденет скафандр, а потом… — Симона еще, раз посмотрела на рисунок ленты и пошевелила пальцем в воздухе, повторяя кривую, — потом возьмет дезактиваТор и накроем его раструбом датчик прибора. Прибор трепыхнется и; кате паинька покажет нормальную активность.
— Зачем?
— Не имею представления. Ну, пошли.
— Последние известия, — сказала Симона голосом кибер-информатора, входя в салон. — Большой океанский лайнер доставил из Чикаго в Москву тысячу триста актеров, статистов и специалистов-антигравитаристов „Беттерфлай-ревю“. Гастроли продлятся четыре с половиной месяца.
— Ох, — сказала Ираида Васильевна, — никогда нельзя спокойно приехать в Москву попить чайку. — На первом же перекрестке в тебя вцепятся-нет ли лишнего билетика?
Вот когда Санти брякнет: „И это — каждому по потребности“.
Но Санти молчал.
— Во-вторых, десятого сентября ожидают извержения какой-то сопки. Разумеется, весь институт имени Штейнберга на ногах. И, в-третьих, двоих ваших опять попросили с Венеры. Пытались любезничать с аборигенами.
Американцы промолчали, словно их это не касалось.
— И вот-вот будет спецсвязь с Землей.
Санти поднял пушистые каштановые ресницы.
— Чья-нибудь мама, — пояснила Ираида Васильевна.
Но это оказалась не мама, а Митька, и Симона с Ираидой Васильевной, извинившись, пошли в центральную, и Митькина голова уже сияла на экране, и по этой голове было видно, что сидит он на самом кончике стула.