В небе Украины - страница 55
Все эти тревожные и страшные годы Захара не интересовали девушки, которые встречались нам на дорогах войны или бок о бок с нами шли к победе. Он любил Наташу и думал только о ней.
И еще одно радостное событие довелось пережить Захару.
Тот апрельский день 1944 года запомнился ему на всю жизнь. И погода была в тон настроению — солнечной, теплой. В тот день дежурный по штабу принял по телефону телеграмму о присвоении звания Героя Советского Союза Хиталишвили Захару Соломоновичу.
Первой наградой Хитали был орден Красной Звезды. За Сталинград он был удостоен ордена Отечественной войны I степени, за Кубань — ордена Красного Знамени, за Донбасс — второго ордена Красного Знамени. И вот высшая награда Родины — звание Героя Советского Союза!
Хитали долго не мог придти в себя. О многом передумал летчик в то утро. Волновался, не знал как вести себя с друзьями при встрече. Это было так неожиданно, что от радости хотелось петь и плакать одновременно. А может, это ошибка? Возможно, дежурный что-то напутал?
Не прошло и часа, как весь полк поздравлял Хитали с высшей наградой. В тот же день был митинг. Поздравляли товарищи, тискали в объятиях друзья-летчики, воздушные стрелки.
Особенно усердствовал Василий Пискунов. Он схватил Хитали в охапку и закружил так, что в глазах потемнело:
— Слава тебе, Захар! — басил Пискунов. — Но носа не задирать!
Какое там, нос не задирать, когда на уме одно: «За что такое отличие?»
Есть за что, Захар! Вспомни всю свою фронтовую жизнь. Тяжелые бои под Кишиневом, затем штурмовка аэродрома Полтава. От порога старой хаты Екатерины Шляпкиной до Сталинграда дорога длинная, но, ступив на нее, мог ли ты знать, на какую вершину приведет эта дорога? Я знаю, ты горд и обидчив. Но война есть война, она крепко притирала людей. И ты, конечно, изменился благодаря товарищам, своему боевому комиссару, без их человеческого тепла и поддержки вряд ли ты достиг бы этой вершины.
Вспомни слова майора Выдрыча, когда он поздравлял тебя с орденом Отечественной войны I степени: «За мужество и отвагу, — говорил он, — за то, что крепко держишь слово коммуниста. В каждом боевом вылете твое будущее, а в будущем весь смысл жизни».
Наконец мечта Хитали сбылась. Как-то вызвал меня командир дивизии подполковник Рыбаков, сменивший полковника Чумаченко и, справившись о моем здоровье, сказал:
— Надо отвезти Хитали в Харьков. Полетите на боевом самолете. Там не задерживаться. Полетный лист оформите, как спецзадание.
Позднее я узнал, что Василий Николаевич до прихода в дивизию не раз летал в тыл врага для связи с подпольщиками, перебрасывал разведчиков, участвовал в операциях, которые принято называть спецзаданием.
Невозможно передать радостные чувства, которые охватили Хитали. Мысленно он был уже там, в Михайловке, в семье Шляпкиных. Как он торопил меня с вылетом!
А я представлял себе, как он, Герой Советского Союза, с пятью орденами на груди, появится на пороге широко распахнутой двери и увидит ее, чье имя пронес через многие фронты Отечественной. И уже в следующее мгновение она с криком «Захар!» кинется ему навстречу, упадет на его грудь, и он почувствует волнующий запах ее волос, обнимет свою Наташу, крепко прижмет к сердцу…
Погода не благоприятствовала полету, но Хитали не мог откладывать, и, заверив комдива, что все будет в порядке, мы поднялись в воздух.
Только отошли от аэродрома километров на десять, как небо неожиданно потемнело, покрыв землю непроглядным черным пологом. Блеснула молния. На кабину самолета стала наплывать облачность. Видимость резко ухудшилась. «Ильюшин-2» вздрагивал нервной дрожью. Эта тряска машины передалась на ручку управления. Было такое впечатление, словно кто-то хочет вмешаться в управление. По стеклу фонаря кабины забарабанил дождь.
Уж не вернуться ли? А что обо мне подумает Захар? Самолет бросало из стороны в сторону, словно щепку в водопаде. С трудом удерживаю ручку. Но отступать поздно. Остается только одно — идти вперед.
В подобных случаях действуют лишь бесстрастные законы аэродинамики и физики. Небо полыхало ослепительно яркой молнией. Один неверный шаг, и самолет мог оказаться в центре грозового облака, где мгновенно разнесло бы машину в щепки.