В ночь на Ивана Купала - страница 15
— Ну, как бы… Да… Мы собирались найти безопасное место, а не это… — Протяжно, растерянно произносила я.
— Как раз это место и обеспечит нашу безопасность.
Взглянув на мое недоуменное выражение лица, Егор громко вздохнул и продолжил:
— Ооооой бабы… Все же предельно просто. Корни своими изгибами создают некое подобие нор. Сейчас мы отыщем самую удобную и большую норку, постелем еловых веточек и ляжем спать.
— Прям на землю?
Мой нежный ранимый организм сейчас каждой своей клеточкой молился всем существующим Богам, что бы это было не правдой… Нет! Ну, а что? Мы же все-таки в сказку типа попали… Почему бы вот так по щелчку пальцев не появились бы… например, спальные мешки…
Хотя… Все я, конечно, прекрасно понимала и осознавала, что это просто не возможно…
— Во-первых, не на землю, а на еловые ветки. Во-вторых, есть, конечно, еще один вариант…
Слова Егора вселили в меня надежду, и я от радости воскликнула, взглянув на моего спутника:
— Правда? И какой же?
Этот русский богатырь, взглянул на меня и с серьезным, непоколебимым видом ответил:
— Ты можешь лечь на меня…
После своих слов этот противный, наглый амбал начал громко ржать, а я, не выдержав подобного отношения к себе начала молотить по груди этого великана, что есть мочи своими маленькими кулаченками…
Глава 12
Катя и Егор.
Я без устали молотила кулаками по Егору, а он продолжал хохотать. Но вдруг он резко прекратил, крепко прижал меня к себе и прошептал:
— Тихо!
Я испугалась, затихла в объятиях великана и напряглась, ведь поведение моего спутника наводило меня на мысли о том, что рядом с нами опасность…
Молчание длилось несколько минут. Я все сильнее и сильнее вдавливала свое хрупкое маленькое тельце в крепкую, можно сказать, стальную тушку богатыря и, не выдержав неизвестности начала шептать:
— А что там?
Егор в ответ по-прежнему шепотом сказал:
— Ничего! Я просто хотел тебя успокоить! — Поле чего широко улыбнулся, демонстрируя мне все свои зубы.
От неожиданности я застыла с открытым ртом и просто недоумевала от глупого поступка этого шутника. А потом оттолкнула его от себя и обиженно отвернулась.
Этот несносный великан спустя пару минут подошел ко мне сзади и слегка приобняв меня одной рукой за плечо, наклонился к моему ушку и протягивая мне веточки клубники, виновато сказал:
— Не дуйся на меня Катюш, пожалуйста. Согласен, не удачная шутка при нашей то с тобой ситуации. Но вот такой вот я лоботряс… Возьми вот лучше ягодкой угостись. К сожалению возможности, поужинать чем-то другим, у нас нет.
Я сердито зыркнула на мордаху этого великана, и выхватив из его рук веточки с моим ужином, отошла от него, показав этому наглецу язык.
В ответ он мило улыбнулся и приступил к подготовке нашего лежбища.
Егор ловко наломал толстые, прочные ветки лохматых елей и устелил их в норку.
На удивление место нашего предстоящего ночлега выглядело очень уютно и романтично…
Оглядевшись вокруг, я поняла, что если я сейчас слопаю все, так заботливо сорванные великаном мне ягодки, то этот самый великан останется голодный, потому как в округе совершенно не было больше ничего съестного.
В этот момент мой спутник закончил последние штрихи в подготовке нашего лежбища и, кинув на меня взгляд своих глубоких голубых глаз, промолвил:
— Ну что ж… Все готово. Полезай.
Я послушно вошла в норку и села на аккуратно устеленные ветви, прижав к себе колени. Ко мне присоединился, и Егор и приобняв меня за плечи спросил:
— Замерзла?
— Ага. — Ответила я, громко вздохнув.
— Прости, но ничего другого я предложить не могу. — Богатырь сказал это как-то виновато и пожал плечами.
— Ничего! Ты приготовил нам вполне уютное гнездышко. — Сказала я, повернувшись в его сторону и улыбаясь, протянула ему оставшуюся ягоду. — На, перекуси.
Егор не отказался от угощения и. уплетая ягодки, поведал мне трогательную историю о том кто же они такие с Мирославом и как жили долгие годы вдали от родного дома и родителей.
После чего, мы крепко прижавшись, друг к другу в попыткам согреться, окунулись в объятия Морфея.
***
Лина и Мирослав.
Мы просто сидели, молча, прижавшись, друг к другу. Создавалось острое ощущение того, что мы с Миром знакомы уже сто лет. Мне было с ним комфортно даже просто молчать.