В облупленную эпоху - страница 19

Иоська тоже был очень красивым и сильным. Он прошел войну и, как потом узнали, плен, но жить с Ривкой у него не получилось. И он ушел. Куда и к кому — никто не знал. «Иоська придет, — твердила Ривка, глядя на свое отражение в ручье, — он соберет орехи и придет, Яков так сказал».

В 1956 году умер Яков. Его хоронили в гробу, как хоронили русских. Но после похорон в доме собралось десять мужчин (миньян), они молились и ели хлеб, макая его в вино, а под окнами дома бродила старуха с седыми космами. Она держала в руках истрепанное извещение о без вести пропавшем и все твердила: «Иоська придет». Мужчины не слышали ее, они молились.

…В особой камере Хабаровского следственного изолятора, в камере смертников, от скрежета дверей проснулся Физин муж Сашка. Едкий дым седыми космами Ривки Сосиной плеснул из пистолетного ствола в его лицо. Склонившись над расстрелянным, доктор констатировал наступление смерти, а прокурор поставил точку в протоколе возмездия.

Со временем я стал замечать, что плохие сны сбываются гораздо чаще, чем хорошие. Вот, например, как говорила моя мама, что-то помнящая о снах от своего отца Якова, если снится рыжая собака, то это обязательно к врагу и неприятностям, которые надо ждать от этого врага. И что вы думаете? В армии, а служил я в стройбате, однажды мне приснилась рыжая собака, которая меня кусала. Весь день я избегал конфликтов и драк — а там, где я был, избежать их было трудно. Ночью мы вернулись с завода, где добросовестным солдатским трудом исполняли гражданский долг перед Родиной. В казарме, куда я вошел последним, было необычно темно и шумно, брань смешалась с криками боли — шла резня между русскими и азербайджанцами. В драке никого не волновало, что я еврей, а посему уже через минуту кто-то ударил меня заточкой снизу вверх. «Вот вам и рыжая собака», — подумал я. И еще подумал: вот почему, оказывается, когда я говорил бабушке, что мне приснился дурацкий сон, и пытался рассказать его, она махала рукой в сторону и ворчала: «Дуракам дурацкие сны снятся. Посмотри в окно и скажи: куда ночь, туда и сон».

Этой ночью мне приснился Серега Курков, мой друг и одноклассник, которого уже пятнадцать лет как нет в живых. Серега играл на гитаре и пел какую-то блатную песню. Хорошо пел. Странно, при жизни Серега знал лишь две строчки из песни — «Упала птица в камыши, лишили лебедя полета…». Утром я вспомнил свой сон, Серегу, и вдруг вспомнил, что чуть ли не больше водки он любил квас, который делала моя мама. Еще я вспомнил, что мамин квас нравился не только Сереге. Вот в связи с этим я и решил рассказать вам историю, вовсе не смешную, но замороченную, как сама Рива Яковлевна Драбкина.

Когда наступало лето, про мамочкин легендарный квас вспоминали все, кого жара заставала в районе дома № 25 по улице Шолом-Алейхема в городе Биробиджане. Изделие готовилось и содержалось в подполье в огромной бутыли. Квас никогда не заканчивался. Когда и чем мама заправляла бутыль, я не помню, но она всегда была полной. После кружки кваса или тарелки окрошки, сделанной на его основе, жить становилось легче и веселей, как от песни веселой, написанной на музыку Исаака Дунаевского.

Был июль, и была жара. Шел капитальный ремонт лучшего молодежного общежития города, и делали ремонт лучшие сантехники, маляры и электрики биробиджанской швейной фабрики. Производство работ курировал сам Аркадий Моисеевич Пищиц — заместитель директора по капитальному строительству. Он был строгий человек, и его боялись, но все равно пили, перед работой, во время работы и после нее. И это прощалось. Однако всякому явлению, и пьянству в том числе, бывает предел. Кого уж точно не прощали даже в те времена, так это того, кто пил вместо работы. Увы, именно тогда комендант лучшего общежития Драбкина прослыла организатором коллективной пьянки, поставившей под угрозу выполнение плана ремонта общежития.

Что вы думаете, имея кучу забот, двух балбесов и женское общежитие, где если тебе не родят кого-нибудь, то будут курить в комнате, можно всегда помнить о том, что делаешь? Так вот, однажды она вовремя не процедила квас, и он забродил больше обычного. Это огорчило бы кого угодно, только не мою маму — она добавила туда горсть дрожжей для усиления эффекта. А поскольку не была мастером виноделия и браговарения, то для крепости стала сливать в бутыль невесть откуда бравшиеся остатки водки. Полученное изделие было жидкой валютой для расчетов при производстве многочисленных хозяйственных работ, которые не под силу женщине, имеющей в наличии одну левую руку. Настоящий квас настаивался в другой такой же бутыли, стоящей рядом с почти убойным зельем.