В обмен на рай - страница 11

Мысль была не слишком успокаивающая, но ничего другого не оставалось. От Скарабелли можно было ждать чего угодно. Оставалось только молиться, чтобы он продолжал соблюдать правила игры.

— Вон туда.

Джесс подняла палец, чтобы показать нужное место, но тут же опустила его, когда рука дрогнула, выдавая душевную сумятицу, владевшую ее хозяйкой.

— Последний дом справа. С голубой дверью.

Лоренцо молча кивнул и остановился точно напротив двери, про которую ему сказали. Похоже, он тоже жалел о своем предложении подвезти ее до дома. Обмен репликами во время короткой поездки был неохотным, принужденным, и им обоим следовало радоваться скорому расставанию.

Это вполне устраивало Джесс. Ей хотелось только одного: как можно скорее выйти из машины и оказаться в своей уютной и безопасной квартирке. Если бы она просидела рядом с Лоренцо еще минуту, выслушивая односложные реплики, которыми тот отвечал на ее вымученные фразы, можно было бы взвыть от тоски.

— Отлично. Спасибо.

Не успела мощная машина затормозить у края тротуара, как Джесс стала поспешно расстегивать ремень безопасности, стремясь поскорее выйти и избавиться от докучливого спутника.

— С твоей стороны было очень любезно подвезти меня… Что ты сказал?

Вопрос вырвался у нее сам собой, когда Лоренцо что-то пробормотал. Итальянская фраза была нечленораздельной, но выражала такую досаду и нетерпение, что Джесс застыла на месте. Впрочем, вопрос заставил его взять себя в руки. Насупленные брови разошлись в стороны, циничная усмешка исчезла.

— Я провожу тебя до дверей, — сказал он тоном, в котором не осталось и следа прежнего раздражения.

— Не нужно…

Но ее фраза повисла в воздухе. Лоренцо уже выбрался из машины и шел открывать ей дверцу.

От края тротуара до ее порога было всего несколько метров, всего несколько торопливых шагов, но они казались вечностью. В царившей на улице ночной тишине звук шагов казался неестественно громким. Лоренцо молча шел рядом. Его походка была такой размашистой, что Джесс приходилось чуть ли не бежать.

К вящей досаде Джесс, ее внутреннее напряжение передалось рукам. Она неуклюже пыталась вставить ключ в замочную скважину. Чувствуя на себе взгляд глаз Лоренцо, черных, как ночное небо, она выругалась себе под нос и повторила попытку. К счастью, на этот раз все прошло удачно. Джесс повернулась к спутнику и с облегчением улыбнулась.

— Ну, вот я и дома. В целости и безопасности. Еще раз спасибо за то, что подвез…

Если бы их встреча действительно была первой, она добавила бы несколько слов о приятном вечере и, может быть, даже намекнула на новую встречу. Но поскольку мысль о «повороте часов» была чистой фантастикой, Джесс не могла найти подходящих слов для прощания.

— Я… Ну, спокойной ночи.

— Только и всего?

— Всего? Ты… А что еще? В конце концов… — Джесс хотелось казаться непринужденной, но ничего не вышло: голос зазвенел и сорвался. — Мы знакомы первый вечер.

— А как же прощальный поцелуй?

Его голос звучал ровно, даже дружески. Так же, как вечером, на кухне, когда они делали вид, будто только что познакомились.

Прощальный поцелуй в щечку, только и всего. С этим она справится. Но за осторожной логикой и здравым смыслом скрывалось что-то темное и опасное. Так зазубренные камни на дне тихого, спокойного моря ждут момента, чтобы вцепиться тебе в шею и свернуть ее. Джесс не смела признаться в этом даже себе самой, но она хотела этого поцелуя. Хотела сильнее, чем думала.

— Ладно. — Она кивнула, надеясь, что это вышло небрежно. — Всего один прощальный поцелуй…

Голова Лоренцо наклонилась, заслонив свет ближайшего фонаря, и губы Джесс сами собой слегка раскрылись. Но губы Лоренцо коснулись ее щеки; они были теплыми, мягкими и до боли знакомыми. Поцелуй оказался душераздирающе коротким.

— Спокойной ночи.

Джесс с колотящимся сердцем ждала страстного поцелуя, которого жаждали ее ноющие губы. Не успела она опомниться, как Лоренцо сделал шаг назад.

— Спокойной ночи, — отрывисто повторил он. — Как-нибудь увидимся.

Джесс не верила своим ушам. Ее сердце разрывалось от жгучей, жестокой боли. Она позволила себе поверить… надеяться… От унижения на глаза навернулись горькие слезы.