В объятиях самки богомола - страница 4
– Почему, Наталья Петровна? Почему не завидуете? – настороженно спросила Марта.
– Зачем тебе глухонемой ухажер, а? Ни поговорить, ни посоветоваться. Скучно же, правда?
Оля и Наталья Петровна засмеялись одновременно. Марта подумала пару секунд и тоже присоединилась к ним, одобряя удачную шутку.
На ужин были капустные котлеты – все из той же кулинарии, куда после работы успела заскочить Наталья Петровна. Поставив тарелку с котлетами перед Мартой, она проговорила тихо, будто извинялась за скромное угощение:
– Вообще-то у них неплохие полуфабрикаты… Я покупала пару раз – вполне съедобно. И для фигуры не страшно, правда?
– Ну да. Если котлетки тортом заесть, конечно, не страшно, – ответила за Марту Оля и рассмеялась весело.
– А я торт не буду, – ответила Марта, даже не улыбнувшись. – Я вообще сладкое не ем. Я даже чай без сахара пью.
– Ну и зря, – пожала плечами Оля. – Лишаешь себя удовольствия. Сахар, между прочим, для мозга полезен.
– Ну, это кому как. Тебе, может, и полезен, а мне без надобности, – пожала плечами Марта.
– Хочешь сказать, что у тебя мозгов больше?
– Эй, девчонки! Вы что, ссоритесь? – удивленно спросила Наталья Петровна, садясь за стол.
– Нет, Наталья Петровна. Мы с Олей никогда не ссоримся, – опустив глаза, тихо ответила Марта.
– Мы просто прикалываемся, мам, – торопливо пояснила Оля.
– А… Ну что ж, прикалывайтесь на здоровье. Я тоже помню, как мы с твоей мамой, Марта, когда-то подшучивали друг над другом. Тоже девчонками были, как вы.
– А вы что, дружили с моей мамой? – удивленно спросила Марта.
– Ну, не то чтобы дружили… Хотя какое-то время дружили, да. Мы ведь в одном классе учились и жили в соседних дворах, как вы сейчас.
– А почему раздружились?
– Не знаю. Как-то само собой все произошло. После школы наши пути разошлись. Редко у кого сохраняется школьная дружба. Теперь едва здороваемся при встрече, как чужие.
– А с мамой было легко дружить? – осторожно спросила Марта.
– Ну что значит – легко? – задумчиво пожала плечами Наталья Петровна. – По-моему, дружба такими категориями не измеряется. Нет, тут другое. Твоя мама ведь очень красивая была, цену себе знала, да она и сейчас красивая, видела ее недавно на автобусной остановке. Хотела подойти, да не успела, мой автобус подошел. Да, она красивая, только грустная очень.
– Мама грустная? Да ну… – недоверчиво усмехнулась Марта. – Она сама всегда говорит, что надо держать лицо, чтобы никто не догадался, что у тебя внутри происходит.
– Ну да. Надо, конечно. Только не всегда получается. Иногда и не уследишь, какое на нем образуется выражение. Жизнь-то у твоей мамы тоже не сахар, как я понимаю. Сколько уже времени прошло, как твой отец… Как он…
– Вы хотите спросить, сколько времени прошло с тех пор, как папа от нас ушел?
– Ну да… То есть я не хотела, Марточка… Тебе неприятно, наверное? Извини…
– Да ладно. Я вовсе не комплексую по этому поводу. И мама тоже прекрасно себя чувствует. И без него проживем, подумаешь, какое счастье потеряли. Да и какой он муж для мамы? Она сильная женщина, а он слабак! И это еще спорный вопрос, кто кого бросил, потому что слабаки на фиг никому не нужны!
– Нельзя так про отца, Марточка. Пусть мама о нем говорит все, что хочет, а тебе нельзя.
– Почему?
– Потому что он твой отец.
– И что?
– Он любит тебя.
– Да вы-то откуда знаете, любит он меня или не любит?
– Зря ты так, Марточка. Зря. Хотя это не мое дело, конечно.
– Нет, интересно вы рассуждаете, Наталья Петровна! Получается, что я обязана его любить, что ли? Он маму бросил, как бы ниже плинтуса опустил, а я должна? Никто ведь разбираться не будет, кто кого на самом деле бросил! Если женщина разводится с мужем, все так и считают – это он ее бросил! И тем самым клеймо на ней ставят! Получается, и на мне это клеймо есть, ведь я с мамой живу! И что, после этого я его любить должна, что ли? А не много ему будет, а?
– Ты маленькая еще, не понимаешь… – тихо и виновато вздохнула Наталья Петровна, опуская глаза. – Не научилась еще эти узелки развязывать…
– Я не маленькая. И никаких узелков здесь не вижу. А если они и есть, то развязывать их не собираюсь, не больно-то и хотелось.