В огонь и в воду - страница 51

– Охотно, – отвечал Гуго.

Они ехали в это время в тени, между двумя рядами деревьев, и ветерок слегка шелестел листьями; до ночлега оставалось две или три мили; Гуго стал рассказывать товарищам историю своего рода, между тем как они ехали по бокам его, внимательно слушая:

– Это было в то время, начал он, когда добрый король Генрих IV завоевывал себе королевство. За ним всегда следовала кучка славных ребят, которых он ободрял своим примером; ездил он по горам и по долам; счастье ему не всегда улыбалось, но за то он всегда был весел и храбро встречал грозу и бурю. Когда кто-нибудь из товарищей его переселялся в вечность, другие являлись на место, и вокруг него всегда был отряд, готовый кинуться за него в огонь и в воду.

– Как бы мне хотелось быть там, – прошептал Коклико.

– Случилось раз, что короля Генриха, бывшего тогда еще, для доброй половины Франции и для Парижа, только королем наваррским, окружил, в углу Гаскони, сильный отряд врагов. С ним было очень немного солдат, вполне готовых, правда, храбро исполнит свой долг, но с такими слабыми силами нелегко было пробиться сквозь неприятельскую линию, охраняемую исправными караулами. Король остановился в лесу, по краю которого протекала глубокая и широкая река, окруженная еще срубленными деревьями, чтобы закрыть ему совсем выход. Враги надеялись одолеть его голодом, и в самом деле, отряд его начинал уже сильно чувствовать недостаток в продовольствии.

– Генрих IV бегал как лев кругом своего лагеря, отыскивая выхода и бросаясь то налево, то направо. Происходили небольшие стычки, всегда стоившие жизни нескольким роялистам. По всем дорогам стоял сильный караул, а переправиться через реку, где караул казался послабей, и думать было невозможно: она была такая быстрая, что без лодок нельзя было обойтись, а достать их было негде.

– Чёрт побери! – бормотал король, – не знаю, как отсюда выйти, а все-таки выйду!..

– Такая уверенность поддерживала надежду и в его солдатах.

– Раз вечером, на аванпостах показался какой-то человек и объявил, что ему нужно видеть короля. На спине у него была котомка и одет он был в оборванный балахон, но смелый и открытый взгляд говорил в его пользу.

– Кто ты таков? – спросил его офицер.

– Я из таких, что король будет рад меня видеть, когда узнает, зачем я пришел.

– А мне ты разве не можешь этого объявить? Я передам слово в слово.

– Извините, капитан, но это невозможно.

Офицер подумал уже, не подослали ли неприятели кого-нибудь от себя, чтоб отделаться раз навсегда от короля, и сам не знал, что отвечать. Неизвестный стоял смирно, опираясь на палку.

– Дело в том, – продолжал офицер, – что с королем нельзя всякому говорить, как с простым соседом….

– Ну, я и подожду, если надо; только разумеется, поговорив после со мной, король Генрих пожалеет, что вы заставили меня потерять время.

У человека этого было такое честное лицо, он так покойно сел под деревом и вынул из котомки кусок черного хлеба и луковицу, собираясь поужинать, что офицер наконец решился. «Кто знает! – говорил он себе, – у этого человека есть, может быть, какая-нибудь хорошая весть для нас».

– Ну, так и быть! пойдем со мной, сказал он крестьянину.

Тот поднял брошенные на землю котомку и палку и пошел за офицером, который привел его к капитану гвардии; этот обратился к нему с теми же вопросами и получил на них те же самые ответы. Ему надо было говорить с королем, и с одним только королем.

– Да ведь я все равно, что король! – сказал капитан.

– Ну, как же не так! Вы-то капитан, а он – король… Значит, не все равно!

Против этого возразить было нечего и капитан пошел доложить королю Генриху, который грустно рассчитывал про себя, сколько еще дней остается ему до неизбежной и отчаянной вылазки.

– А! ввести его! – крикнул он; – может быть, он прислан ко мне с известием, что к нам идут на помощь.

Крестьянина ввели. Это был статный молодец с гордым взглядом, на вид лет тридцати.

– Что тебе нужно? – спросил король; – говори, я слушаю.

– Я знаю, что вы с вашими солдатами не можете отсюда выбраться… Ну, и я вбил себе в голову, что выведу вас, потому что люблю вас.