В ожидании Махатмы - страница 10

В ту же минуту все мужчины, женщины и дети подняли руки над головами и забили в ладоши.

Шрирам не знал, нужно ли и ему внести свою лепту в этот оглушительный шум. Он заколебался.

— Я вижу, кто-то там в углу не очень хочет присоединиться к нам. Присоединяйся, ты будешь гордиться этой подготовкой.

Шрирам понял, что его обнаружили, и ударил в ладоши. Послышалось громкое пение:

— Рагхупати Рагхава Раджа Рам, Патхитха Павана Ситха Рам.

Простую мелодию вела девушка у микрофона. Гимн звучал снова и снова, а потом оборвался, когда Ганди начал свою речь. Он говорил на хинди, а Натеш переводил его слова на тамил. Вначале Махатма Ганди объяснил, что будет говорить принципиально только на хинди.

— Я не стану обращаться к вам по-английски. Это язык наших правителей. Он поработил нас. Я бы очень хотел говорить с вами на тамиле, вашем чудесном языке, но, увы, у меня сейчас слишком мало времени, чтобы выучить его, хотя я надеюсь, что, если Господь в своей бесконечной милости подарит мне должное долголетие, то есть сто двадцать пять лет, я смогу в следующий раз обратиться к вам на тамиле, не затрудняя нашего друга Натеша.

— Натеш умеет получать хорошие отзывы, — с горечью пробормотал кто-то.

— И с зайцами бежит, и с собаками охотится, — сказал школьный учитель.

— Махатмаджи видит их всех насквозь. Не думай, что он не знает, с кем имеет дело.

— Я вижу, там два человека беседуют, — загремел голос Ганди. — Нехорошо разговаривать сейчас, когда ваш сосед, возможно, хочет слушать. Если вы мешаете ему слушать, вы поступаете жестоко. Это разновидность химсы.

Говорившие тотчас опустили головы и замолчали. Все замерли.

Махатма Ганди продолжал:

— Я вижу перед собой огромную армию. У каждого из вас есть свои достоинства и свои недостатки, и все вы должны стремиться воспитать себя, только тогда мы сможем надеяться, что добьемся свободы для нашей страны. Армия всегда в учении, она держит себя в хорошей форме путем регулярной тренировки и дисциплины. Все мы, граждане нашей страны, являемся солдатами армии непротивления, но даже эта армия должна ежедневно упражняться, чтобы быть в хорошей форме. Нам не надо стоять на солнце и кричать «налево» — «направо». Мы должны следовать собственной системе: это Рам Дхун. Прясть на ручной прялке и следовать абсолютной Истине и непротивлению.

На митинге, устроенном вечером следующего дня, Шрирам занял место поближе к возвышению. Теперь он уже понимал, как следует действовать на подобных сборищах. Если ты колеблешься и робеешь, тебя отталкивают подальше. Если же глядишь хозяином, все расступаются, чтобы тебя пропустить. С этой целью он нацепил пару больших темных очков, которые придавали ему, он это чувствовал, важный вид. В таком виде он прошествовал сквозь толпу. Вся площадь была поделена на секторы перегородками из бамбука, которые разбивали людей на группы. Приняв вызывающий вид, он разом прорвался сквозь все преграды в первый ряд прямо у возвышения. Правда, в результате он оказался еще дальше от торговцев газированной водой и огурцами, которые действовали по краям огромной толпы. Зато здесь было еще одно преимущество: рядом находился огороженный сектор, где сидели женщины. Многие из них пришли сюда без украшений, зная, что Ганди не одобрял украшений и роскоши. Однако и без украшений женщины в своих разноцветных сари выглядели очень привлекательно, и Шрирам без зазрения совести разглядывал их, с удовольствием размышляя о том, которую из них он взял бы в жены. Если кто-то из женщин случайно смотрел в его сторону, он мнил себя центром притяжения. «О-о, мои очки произвели на нее впечатление — верно, она решила, что я важная птица». Ему вспомнились слова Ганди, сказанные накануне: «Все женщины — это ваши сестры и матери. Никогда не глядите на них с вожделением. А если вас беспокоят подобные мысли, то вот как можно от них избавиться: днем ходите, не поднимая глаз от земли, а ночью глядите на звезды». Так он ответил на вопрос, заданный кем-то из присутствовавших. Шрираму стало не по себе от этого воспоминания. «Он наверно прочтет мои мысли». Сидеть так близко от возвышения было рискованно. Гандиджи распознавал любого, кто нарушал порядок, с ним не соглашался, как бы далеко он ни сидел. Стоит ему подняться на возвышение, как он его тотчас застукает и крикнет: «Эй, ты там! Иди-ка сюда и признайся во всем. Скажи перед всеми, о чем ты сейчас думал. Если не можешь держать в узде свои мысли, не смотри вообще в сторону девушек». Шрирам решительно перевел взгляд в другую сторону, туда, где сидели мужчины. «До чего неинтересные и скучные лица! Куда ни глянь, видишь только какого-нибудь лавочника или учителя. Что толку всю жизнь смотреть на них?» Однако вскоре он снова безотчетно перевел взгляд на женщин, размышляя при этом: «Столько матерей и сестер! Вот бы мне разрешили с ними поговорить… Конечно, у меня сейчас нет никаких дурных мыслей в голове!»