В ожидании Махатмы - страница 26
— А что же? — спросил тот.
Похоже, он был человек неуживчивый. Шрирам испугался. Зачем это Бхарати поселила его с таким задирой? Неужели он до того ей неприятен, что она хочет, чтобы его избили? Будь он ей неприятен, она бы не принесла ему жасмин. Всем ведь известно, что жасмин дарят только тогда, когда нравятся друг другу. Почему же она одной рукой подала ему ветку жасмина, а другой привела к этому ужасному человеку? Ведь тот может навалиться ему на грудь, пока он спит, и попытаться его задушить.
— Ты, видать, новенький? — спросил Горпад.
— Да, — подтвердил Шрирам. — Раньше я здесь не бывал. Я тут благодаря доброте Махатмы, а то бы я пошел спать домой.
— Понятно, — сказал Горпад, словно увидев ситуацию в ином свете. — Добро пожаловать. Всем нам приходится здесь жить как солдатам в лагере. Да мы и есть солдаты — сражаемся за то, чтобы выбросить англичан с нашей земли. Для этого мы все готовы пожертвовать собственной жизнью. Мы спим здесь на голом полу, потому что большую часть жизни нам придется провести в тюрьме, где у нас не будет слишком удобных постелей. Разве что мы станем заключенными класса А или Б. Только мы не настолько важны, так что ты лучше привыкай к такой жизни. Мы всегда готовы к тому, что полицейские могут избить нас железными палками, отволочь в тюрьму и даже убить. Мой отец умер десять лет назад от пули полицейского.
Чтобы не отстать по части политических воспоминаний, Шрирам сказал:
— Я знаю, что отец Бхарати тоже погиб от рук полицейских — они его избили.
— Да, это было в тысяча девятьсот двадцатом году, самом начале гражданского неповиновения. Ее отец возглавлял первый отряд наших сатьяграхи, они хотели сорвать британское знамя с Секретариата в Мадрасе. Полицейский ударил его железной дубинкой в грудь — и он упал мертвым. А моего отца застрелили. Ты знаешь, что это сделал полицейский? Я был в толпе и все видел. Отец пикетировал одну лавку, где продавали пунш и другие алкогольные напитки, пришел полицейский наряд и велел ему уходить, но он отказался. Собралась толпа, началась свалка, и в конце полицейский выстрелил в него прямо в упор.
Он вытер слезы, выступившие на его глазах при этом воспоминании.
— Я не успокоюсь, пока мы не прогоним англичан из Индии.
Голос его звучал хрипло от горя.
— Мой брат стал террористом и застрелил много английских чиновников. Никто не знает, где он сейчас. Я бы нашел его и тоже стал бы убивать англичан, но Махатма не разрешает нам даже думать о насилии, — произнес он с грустью.
Желая выразить сочувствие, Шрирам сказал:
— Все англичане заслуживают того, чтобы их растреляли. Они были очень жестоки.
— Ты не должен так даже думать, если собираешься стать настоящим сатьяграхи, — возразил Горпад.
— Нет, нет, на самом деле я так не думаю, — тут же поправился Шрирам. — Просто мне его жаль. Конечно, мы не должны думать о том, чтобы стрелять в кого-то, да и где у нас ружья? У нас нет оружия. Мне бабушка, бывало, говорила, что в нашем доме есть ружье, которое принадлежало моему отцу. Ты знаешь, что он погиб в Месопотамии? Его тоже застрелили в упор.
— Это было на войне, на последней войне?
— Да, — подтвердил Шрирам.
— Значит, он был солдатом Британской армии, — сказал Горпад с легким презрением в голосе.
Шрирам это заметил, но не стал возражать, только прибавил в качестве оправдания:
— Говорят, он был храбрым солдатом.
— Возможно, возможно, — ответил тот свысока.
Шрирам принял это как испытание. В ту ночь он много узнал о политике. Горпад проговорил до двух часов, после чего оба отправились к реке и совершили там омовения. Когда лагерь проснулся, Шрирам вернулся таким свежим и бодрым, что Бхарати заметила:
— Ты очень неплохо показал себя в первый день.
Внимательно слушая Горпада, он запомнил множество политических выражений и чувствовал себя подготовленным к тому, чтобы не смущаясь идти рядом с Махатмой во время утренней прогулки.
— Больше всего на свете, — сказал он Махатме, — я хотел бы дать обет заставить англичан уйти из Индии.
Махатма взглянул на него с улыбкой и спросил:
— Как ты собираешься это сделать?
Шрирам растерялся: это был один из тех случаев, когда ему надо было бы промолчать. Он взглянул на Бхарати, которая шла по другую руку от Ганди: на ее лице играла озорная улыбка. Это его задело. Он надменно произнес: