В ожидании Махатмы - страница 61

Шрирам и не подозревал, как он проголодался. Он ел все подряд и никак не мог насытиться. Канни вынул листок бумаги и подсчитал.

— Две рупии и четыре анны. Я запишу на твой счет.

Утолив голод, Шрирам спросил:

— Расскажи мне о бабушке. Что с ней было?

Канни помолчал, а потом ответил:

— С того дня, как в ее дом пришли полицейские и начали спрашивать о тебе, она потеряла… как бы это сказать?.. свой прежний дух. Ей казалось, что ты ее предал. Ты, может, думал о Махатме и прочем, но она знала только то, что ей люди сказали: что ты убежал из-за девушки. Ей это было очень обидно. Из дому она почти не выходила, а когда полицейские пришли за твоими фотографиями, то она вконец расстроилась. Ей казалось, она уже больше не сможет смотреть людям в глаза. И без конца повторяла, что ты ее предал. Полицейские и ко мне наведались. Я им сказал: «Не мешайте мне работать. Что мне теперь — за всех шалопаев в городе отвечать? Разве я виноват, что у меня лавка напротив их дома?» Так они и ушли ни с чем. Не надо было тебе уходить из дому, не сказав ей ни слова. Она не могла это пережить. Она говорила: «Змееныш есть змееныш, даже если отпаивать его коровьим молоком. Он может поступать только так, как все змеи».

Шрирама задело это сравнение.

— Язык у нее всегда был, как бритва. Потому я и ушел, не сказавшись. Разве с ней можно было разговаривать? Она же никого не слушала.

В эту минуту он забыл, что говорит о мертвой.

— К ней приходили и рассказывали про тебя всякие страшные истории. Твоя деятельность ее очень тревожила. Что это с тобой приключилось? Я никогда не думал, что молодой хозяин, которого я так давно и так хорошо знаю, превратится в зигомара.

Сравнение с классическим разбойником уязвило Шрирама. Ему стало жаль себя, и он сказал:

— Я бы не пришел, если б не хотел увидеть бабушку.

— Это верно, — согласился Канни. — Ее часто навещал врач с Базарной улицы. И в последний вечер он здесь был со своей трубкой и шприцем. Он остался с ней до конца.

— Она все время говорила? — спросил Шрирам.

— Нет, но могла бы. К чему думать об этом сейчас? Давай думать о том, что мы должны сейчас сделать.

— Да, что надо сделать?

— Похороны. Надо с ними быстро покончить. Ты будешь дожидаться родственников?

Шрирам не привык решать сложные домашние проблемы. Он задумался. Слово «родственник» вызвало в памяти бабушкиного брата, на чьей дочери его хотели женить, и множество других людей, которые время от времени приезжали из деревни, обедали, ужинали и вечно говорили о земле и тяжбах. Бабушку эти разговоры завораживали, она забывала следить за Шрирамом, а он пользовался случаем ускользнуть в ближайшую лавку, где брал напрокат велосипед, и учился ездить стоя. Ему представилось, как он собирает всю эту толпу: небось станут вокруг покойницы и начнут оплакивать свои земли и тяжбы.

Эта мысль привела его в ужас.

— Мне они не нравятся, — сказал он.

— Да, я это знаю. Я тоже думаю, не надо слишком долго тянуть. Лучше поторопиться с похоронами. Только уж ты зажги погребальный огонь сам — это ведь для нее было важно. Может, это умиротворит ее дух.

— Я в этом ничего не понимаю, — признался Шрирам.

— Я тебе помогу, — пообещал Канни.

— Только вот что: я ведь не могу идти с похоронной процессией, — предупредил Шрирам. — Если ты все устроишь, мне, может, удастся прийти в конце.

— По-моему, полицейские сейчас не будут вмешиваться. В конце концов, они ведь тоже люди, — сказал Канни.

Шрирам вернулся в дом взглянуть еще раз на бабушку Женщины спали. Они лежали скрючившись рядом с покойной, положив головы на пол. «Они больше похоже на мертвых, чем бабушка», — подумалось Шрираму. Где-то прокричал петух. Шрирам вышел, тихонько прикрыв за собой дверь. Канни запер дверь своей лавки и тоже подошел к дому.

— Я оставляю ее на тебя, — сказал Шрирам. — Ты будешь здесь в восемь? Сделай все, как следует. О расходах не думай,

— Хорошо, я знаю. Я свои деньги всегда получу. Твой счет я держу в полном порядке. Можешь ни об одной ане не беспокоиться. Я даже записывал, что я время от времени доктору платил. А ты уверен, что ее родственники потом на нас не будут сердиться?