В ожидании Махатмы - страница 67

Вдруг он спросил:

— О чем это ты задумался?

— Я только думал, сколько меня еще здесь продержат. Ведь прошло несколько месяцев. Я уж и счет потерял.

— Тебе это ни к чему, все равно тебе это не поможет. Ты здесь пробудешь столько, сколько будет угодно Его Величеству, и все тут. Мы получили указание содержать тебя так же, как и твоих дружков, получивших разные сроки строгого режима. Вот и все. Можешь идти. Уведите заключенного.

Охранники щелкнули каблуками, отдали честь и повели Шрирама к дверям. Начальник бросил ему вслед:

— И впредь обращайся со всеми просьбами ко мне.

— Да, сэр.

— Вот и все. Уведите.

И его увели.

Последовавшие недели, месяцы были столь однообразны, что слились в одну череду. Понемногу Шрирам освоился; он уже научился ценить небольшие отклонения от обычной рутины. Он радовался, когда его назначили работать в карьере за тюрьмой. Камни, которые он тесал, были горячими от солнца; солнце жгло ему спину, железный молот в кровь стирал руки, но ему это нравилось: хоть и под охраной, но на это время он выходил из тюрьмы. Он работал вместе с другими заключенными, которые оказались за решеткой за разные преступления, от убийства до карманной кражи. Большинство из них строило планы на будущее, когда они выйдут на свободу. Кое-кто собирался возвращаться сюда снова и снова и кончить свои дни в тюрьме.

В окружении этих грубых людей Шрираму было не по себе: они смеялись над его изнеженностью и глупостью. Они просто не могли понять, зачем он пошел на все эти неприятности от полиции только потому, что кому-то захотелось, чтобы он это сделал, а не потому, что такие подвиги, как пускание поезда под откос, приносили ему определенную долю в прибыли. Это был новый взгляд на вещи.

Шрираму с его политической зацикленностью такое просто в голову не приходило. Ему казалось, что он знакомится с новым видом существ, которые говорят, как чудовища, но вдруг обнаруживают какие-то человеческие свойства. Они следили за тем, чтобы он не голодал, отказываясь от пищи; жалели его, когда он давился едой, состоявшей из плохо проваренного проса с чрезвычайно водянистой пахтой. (Пахту добавили недавно в результате громкой кампании в прессе и обществе, и процент пахты в этом питье был только-только достаточным, чтобы удовлетворить участников всех кампаний.)

За едой он думал о яствах, которые готовила ему бабушка, и вспоминал, как даже в последний раз она угостила его лакомством, присланным кем-то из соседей. При воспоминании о хрустящем рисе, поджаренном на настоящем масле, его пронзила боль: он чуть ли не слышал дивный, словно музыка, хруст риса на зубах, в то время когда он протягивал за тюремной пайкой свою алюминиевую миску. Товарищей по заключению раздражало даже то, как он жует.

— Все о бадам-халве думаешь? — спросил виновный в убийстве без отягчающих обстоятельств. Был полдень, они сидели рядом в обеденный перерыв.

— Если я когда-нибудь выйду отсюда, — сказал Шрирам, — пойду в лавку на углу и накуплю бадам-халвы сразу на сто рупий. Это лавка Кришны Виласа, знаешь? Она у него небольшая, но чего-чего там только нет! И подает он не на тарелках, а на чистых банановых листьях. Знаешь, идли у него нежное, как…

Шрирам никак не мог подыскать сравнения, и собеседник пришел ему на помощь, назвав жасмин, розовые лепестки, размягченное масло и прочее. Шрирам восторженно продолжал:

— И знаешь, ко всему он бесплатно подает чатни. Такого чатни больше во всем свете не сыщешь. А гостиницу на углу ты, конечно, помнишь?

— Нет, — покачал тот головой. — Я ведь из Беллари, я город плохо знаю.

— Знаю я эту гостиницу, — вступил в беседу надзиратель. — Неплохое местечко, только я туда редко захожу. Редко удается отсюда вырваться.

— Совсем как нам? — сказал кто-то из заключенных, и все весело рассмеялись.

Обеденное время было самым приятным. Сосед Шрирама, старый фальшивомонетчик, шепнул ему:

— Никому ни слова. В следующий четверг мне принесут кое-чего вкусненького из еды и питья. Как получу, с тобой поделюсь.

— А что тебе принесут? — спросил Шрирам, не в силах сдержать любопытство.

— Вадай и плов с курицей.