В ожидании первого снега - страница 19

Но Костик ни на кого не обижался.

— У меня новость для тебя, Степан! — заговорил он. — Ты вот все твердил, что никто не придет к нам работать. А теперь твой земляк работает у нас!

Степан вопросительно взглянул на бурильщика. Алексей Иванович кивнул.

— Зови его, если по-нашему понимает, поговорю с ним, — сказал Степан.

— Пойду я, печурку… кер приготовлю! — проговорил бурильщик, поднимаясь. — Ты кури пока здесь!

Степан распотрошил три «беломорины», высыпал табак на страницу раскрытой книги, затем оторвал кусочек газеты и начал сворачивать цигарку заскорузлыми, непослушными пальцами. Табачное крошево сыпалось на его мазутные штанины, но он не замечал этого.

Микуль остановился около порога, поздоровался. Голос его прозвучал неестественно громко и бодро, и он приумолк. Из облака дыма Степан молча оглядел его с ног до головы, словно воочию хотел убедиться, правда ли настоящий охотник перешел на железную работу. Наконец жестко спросил, кто его отец, из каких мест. Микуль коротко ответил.

— Ма нунг чече вуим![10] — нахмурился Степан. — Крепкий был медвежатник!.. А ты пошто охоту бросил? Рыбалку пошто бросил, а?! Разве ты не сын охотника?! Разве ты не любишь нашу тайгу?!

Микуль, не ожидавший такого напора, немного растерялся и молчал.

— Скоро охотников не будет, тайга пустая будет — зачем тебе «железная работа»? Может, денег много надо? Они тебя сманили?! — напирал Степан. — Зачем тебе черная вода?!

— С каждым годом все меньше зверей в тайге, это ты лучше меня знаешь. Что делать охотнику? — заговорил Микуль. — А «черная вода» тоже чего-то стоит — ненужную вещь не стали бы искать, знаешь ведь!

— Про завтрашний день уже думаешь?! — не то с осуждением, не то с одобрением произнес Степан. — На мой-то век, надеюсь, рыбы-зверя хватит, на буровую не заманишь, нет.

— Стариков никто и не манит.

— Мне пора ехать, помоги вещи отнести. Продукты у Жоры покупаю, — говорил он Микулю, выходя из балка. — В свой поселок далеко ехать, зря бензин жечь, а тут рядом, только муки и вина нет.

Степан взял пустую канистру с вмятинами, облупившейся краской. Пошли к мастеру Кузьмичу.

— Как дела, Кузьма? — спрашивал рыбак. — До нефти еще не добрался?

— Нет пока, но доберусь!

— Нет здесь нефти, зря стараешься!

— Откуда знаешь, пошаманил, что ли?

— Шаманил не шаманил, но так думаю.

— Что нужно, Степан — бензин, масло?

— Солярку надо.

— Зачем? Уж не мотор ли заправляешь?

— Нет, ночи темные осенью, а лампа не хочет работать.

— А я подумал, мотор свой под солярку приспособил. Слышал, Степан, новый подвесной мотор изобрели. Сильный, на солярке работает.

— Внук мой, может, будет на таком моторе ездить, — усмехнулся рыбак.

— Все государство грабишь! — ехидно заметил подошедший Березовский. — Грабишь?!

— Я — кто?! Не государственный?! — неожиданно вспылил Степан. — Ты государственный, а я нет? Так чей я, чей?! — Его темное лицо стало серым и свинцово-тяжелым. Пальцы, сжимавшие ручку канистры, побелели, как береста. Миг — и что-то лопнет: мышцы пальцев или ручка.

— Пошутил ведь парень! — урезонил Степана Кузьмич, вырывая из его рук канистру. — Пошутил неудачно.

— Что «чей»? Кер, что ли? Твой, конечно, чей же еще! — сказал подошедший сзади Алексей Иванович; он не знал, что здесь произошло, поэтому, как ни в чем не бывало, продолжал:

— Глянь, какой красавец — кер! Затопишь, Степан, как в бане сидеть будешь. В чем — в чем, а в печках знал когда-то толк!

Березовский быстро исчез.

— Нравится? — спрашивал Алексей Иванович. — Нет? Не доволен?!

Степан увидел аккуратную печурку, сваренную из листового железа. Лицо его прояснилось. Как все вспыльчивые люди, отходил он быстро. Поднял печурку, повертел, прикинул вес — не тяжела ли для охотничьих странствий. Кажется, нет, но хвалить не спешил. Когда убедился, что сварена она на совесть, железо стоящее, не ржавое, скупо улыбнулся:

— То, что надо охотнику. Пошли, далеко мне ехать, поздно уже.

— Все-таки я немного охотник! — Усы бурильщика дрожали от улыбки.

— Вот трубы, — сказал Костик. — Одну я даже сам сварил, ты не забудь мне рог!

Ветхая самодельная лодчонка стояла чуть повыше пристани, где берег был чистый. Мотор тоже под стать лодке — невзрачный, много поработавший. По двухцветной окраске некоторых деталей можно было определить: собран из двух моторов, но еще не отказывается служить рыбаку.