В память о тебе - страница 55

С памятного вечера у Герша прошло совсем немного времени, как Виктор привел Нину к тому же большому квадратному зданию, перед входом в которое стояли те же самые замерзшие милиционеры. На этот раз, свернув за угол, они вошли через другой вход и, поднявшись по лестнице, оказались у комнаты, в которой Виктор жил со своей матерью. Она располагалась в самом конце мрачного коридора. Напротив на стене висел телефонный аппарат. Женщина в халате громко говорила по телефону и лишь мельком взглянула на Виктора и его спутницу. Окна комнаты выходили на Щепкинский проезд. Было темно. В комнате чувствовался легкий запах затхлости. Фанерная перегородка разделяла ее пополам.

— Никому не рассказывай об этом, — шутливо предупредил Виктор. — Иначе скажут, что у нас две комнаты, и уплотнят, отдав вторую половину другой семье.

— А мы ее не разбудим?

— Нет. Мама почти ничего не слышит. Причем глухая она, так сказать, по собственной воле.

— Ничего удивительного. Я бы тоже добровольно оглохла в такой обстановке.

Из коридора доносился голос разговаривающей по телефону женщины: «Ты сказала, что восемьдесят рублей? Я не ослышалась?» Было уже поздно, но до Нининого слуха доносились и другие звуки: кашель, кошачье мяукание, звон кастрюль и сковородок…

Фанерная дверь на половину матери Виктора была плотно прикрыта. Через щели не пробивалось ни лучика света.

— Она крепко спит, — заверил он Нину.

Виктор еще что-то говорил, но девушка не слушала. Она думала о том, что теперь они одни и ничто не помешает ему поцеловать ее. Так Виктор и сделал. Его пальцы начали медленно расстегивать пуговицы на Нининой одежде, а она не спускала глаз с двери в перегородке, ожидая, что та откроется, но ничего не происходило. Виктор раздел ее и увлек за собой на узкую односпальную кровать. Матрас оказался тонким, набитым соломой. Нина чувствовала, как солома шелестит под ней. А подушка была тяжелой, словно мешок с песком. Пальцы Виктора, попутешествовав по ее телу, проникли внутрь, и Нина тихонько вскрикнула.

— Ты не против? — прошептал он.

…Только поздно ночью Виктор проводил Нину домой.

Теперь она часто бывала у него дома, но всякий раз они приходили поздно вечером, когда его мама, погасив свет, уже спала, а другие обитатели коммуналки занимались своими привычными вечерними делами. Когда Виктор впервые попытался войти в нее, Нина удивленно вскрикнула. Он засмеялся, сел на кровати и, нежно глядя на девушку, провел рукой по ее растрепанным волосам.

— Значит, это правда? — довольно улыбаясь, спросил он. — Никогда? Ни с кем?

— Нет. Ни с кем.

Виктор недоверчиво покачал головой.

— И даже романа не было?

— Нет.

О его романах знать Нине совсем не хотелось. Виктор был почти на десять лет ее старше, и девушке стоило немалого труда не думать о веренице женщин, которые перебывали в его постели до нее. Лилия была не единственным его «другом». Нина знала о темноглазой поэтессе из Ташкента и актрисе театра имени Вахтангова. Похоже, они были куда искушеннее ее.

— И при этом, — улыбнулся Виктор, — мужчины, с которыми ты танцуешь, трогают тебя каждый день.

— Я не воспринимаю их как мужчин.

Он рассмеялся.

— Возможно, они другого мнения.

Нина попыталась объяснить, что руки партнера на ее талии значат для нее не больше, чем прикосновения костюмерши, торопливо продевающей крючки в петельки ее балетного костюма. На следующей репетиции она, однако, присмотрелась к окружавшим ее мужчинам. А вдруг Виктор прав? Она не привыкла обращать внимание на других. Все, что имеет значение, — это ее отражение в зеркале или тридцать два сделанных без остановки фуэте. Нина понаблюдала за своим постоянным партнером Андреем, чьим могучим рукам доверяла больше других, несмотря на то что во время трудных поддержек эти руки могли оставить синяки на ее теле. Никакой реакции, чистый профессионализм. Андрей вообще не интересовался балеринами. После окончания репетиции он ушел вместе с Сергеем, еще одним танцором Большого театра.

От внезапной догадки Нина почувствовала себя наивной дурочкой. Впрочем, о таких вещах вслух не говорили. Бедный Андрей! За подобное антисоциальное поведение можно схлопотать до пяти лет лагерей.