В паутине дней - страница 23
Вот могила первого Ле Гранда, каменная плита на ней пьяно покосилась: Пьер Дюваль Ле Гранд – 1716 – 1788. А вот здесь покоится Филипп и рядом Анжелика, жена Филиппа. Затем другой Пьер (как я поняла, отец Сент-Клера), и недалеко от него самая последняя могила – на ее камне стояло только одно имя: Сесиль – 1846 – 1862. Стоя возле нее, я вспомнила рассказ Флоры Мак-Крэкин.
"Всего несколько могил, – подумала я, – почти за сто лет". В самом деле, не считая нескольких могилок младенцев, это было все. Я заметила, что Ле Гранды были не очень многочисленным семейством и размножались довольно сдержанно – словно чуждались самой жизни.
После этого визита на кладбище, вернувшись в дом, я спустилась в нижние комнаты и с зажженной свечой, чтобы лучше видеть, стала изучать портреты, что висели там и прежде не вызывали у меня большого интереса. Тут был и Пьер, старый франт с крючковатым носом и жестокой линией рта; Филипп блистал в белом шелке и шляпе на черных волосах, и его насмешливо прищуренный взгляд напомнил мне такой же – у Руа; а в чертах молодой женщины в пышных юбках, которая жеманно улыбалась с полотна, я обнаружила признаки сходства со Старой Мадам; но даже юность не могла скрасить выражения хитрости и коварства в близоруких глазах. В зале со стены неподвижно смотрел молодой Сент-Клер в элегантном желто-коричневом сюртуке, и, наконец, я подошла к портрету Сесили. Сесиль в бледно-голубом платье, с глазами как у испуганной лани навсегда застыла над мраморной балюстрадой. Сесиль, которая прожила всего шестнадцать лет.
Глава IV
В безоблачный октябрьский день, когда первые желтые листья уже начинали облетать с деревьев, а пересмешник очнулся от летнего безделья, я остановилась возле Вина, копавшегося на цветочных клумбах. Похвалив его, я напрямик спросила, сколько он получает жалованья. Он опустил глаза к цветам.
– Жалованье? – переспросил он. – Мы не получаем жалованья, мэм.
– Ты хочешь сказать, что вы получаете здесь только кров и пищу? – недоверчиво спросила я.
– Да, мэм. Так была 'сегда.
– Но теперь все изменилось, вы можете потребовать жалованье.
Он продолжал выдирать сорняки, и мне не было видно его лицо.
– Вам это известно? – настойчиво спросила я. Тогда он поднялся, стряхивая землю с рук:
– Да, мэм. Мы знаем про это.
– Тогда почему вы продолжаете работать бесплатно?
– Мы народ из Семи Очагов, – медленно сказал он.
Я подумала о той обильной пище, которой всегда заставлен стол, о множестве дорогих вин и виски, что доставляют из Саванны, а потом подумала об этих неграх, привязанных своей преданностью к хозяину, который дает им не больше того, что предоставил бы собаке, – крышу над головой и кусок хлеба.
Но я ничего не сказала Вину. Размышляя об этом, я пошла в дом. И все же нельзя было осуждать Сент-Клера, ведь он, как мне казалось, попал в чудовищную ловушку. Прокормить все эти рты, всех этих иждивенцев, неспособных позаботиться о себе, не имея на это денег. Я хорошо знала, как отсутствие денег изматывает и рождает в душе тоскливое отчаяние, лишающее надежды на будущее. "Неудивительно, – усмехнулась я, – что он не заставляет негров работать больше, чем им хочется. Нелегко сегодня заставить работать того, кому не заплатил вчера".
Чем больше я думала об этом, тем больше мне представлялось, что Семь Очагов лежат непосильным бременем на плечах своего хозяина, ярмом, которое временами невозможно тяжко нести. И я решила при первой возможности поговорить с Сент-Клером Ле Грандом.
Но эта возможность откладывалась, так как в тот же день я услышала, как он приказал Вину приготовить его баркас, чтобы через час быть в Дэриене. Он был в приподнятом настроении, когда направлялся к причалу. И я не могла не задуматься, что за дела заставляют его так часто ездить в Саванну? Что он делал в этом городе, который, по словам Старой Мадам, является таким веселым и оживленным местом?
Не прошло и трех дней, как он вернулся, а появившись в сумерках, он едва поздоровался со мной в зале и сразу же поднялся в свою комнату в башне. Немного погодя Вин поднялся к нему с бутылкой на подносе. Старой Мадам, Руперту и мне пришлось ужинать без него.