В плену любви - страница 2

Ее спас вполне обычный детский голос, высокий и писклявый, напомнивший школьные игры прошлого.

— Сапожник, портной, солдат, моряк…

Голос стих, а через минуты опять подхватил: сапожник, портной…

Линнет взглянула в направлении, откуда доносился голос, и увидела то, чего не заметила раньше. В дальнем конце просторной комнаты стеклянные двери были открыты в маленький садик, вымощенный камнем, с искрящимся фонтаном, маленькими деревьями и кадками с великолепными цветами. Там в одиночестве играла маленькая девочка: занятая собой, она прыгала через скакалку, нараспев читая стихи, которые знакомы многим поколениям английских детей.

От волнения у Линнет участился пульс. Это, должно быть, дочь Джоанны, Кэсси. Она, конечно, не должна… Но любопытство одержало верх, и мягкими неслышными шагами Линнет пересекла комнату…

— Сапожник, портной… — Девочка, не старше пяти лет, замолчала. Ее лицо выражало сосредоточенность. Коротко остриженные волосы были темно-коричневые, но прямой утонченный носик придавал столько сходства ее личику с лицом Джоанны, что Линнет стиснула руки, захваченная смешанным чувством грусти и радости. Ее движение не ускользнуло от ребенка: девочка обернулась и посмотрела на нее с бесстрашием невинности, на нежных детских губах появилась безмятежная улыбка Джоанны.

— Привет, как тебя зовут? — живо спросила она по-итальянски.

— Меня зовут Линнет, — машинально ответила Линнет по-английски и улыбка ребенка стала шире.

— Коноплянка, как птицу? — переспросила девочка. — Смешное имя, но мне оно нравится. Меня зовут Кэсси — это сокращенно от Косима. Линнет улыбнулась. Может быть, она не получит здесь работу и эти несколько минут будут единственными, проведенными с ребенком Джоанны.

Стараясь сдержать слезы, Линнет сказала:

— Знаешь, я тоже играла в эту игру, когда была маленькая.

Кэсси нахмурилась.

— Я забыла слова, — призналась она.

— Я знаю их, — успокоила ее Линнет. — Сапожник, портной, солдат, моряк, богач, бедняк, нищий, вор…

Удовлетворенно хихикнув, Кэсси взяла скакалку и начала прыгать.

— А ты можешь вместе со мной? — воскликнула она.

Линнет забыла о возрасте, и через секунду они уже прыгали вместе, немного не в лад из-за разницы в росте, и обе смеялись.

Медленные размеренные аплодисменты застигли их врасплох. Неловко остановившись, Линнет запуталась в скакалке, а Кэсси, все еще хихикая, упала на нее.

— Папа! Линнет умеет очень хорошо прыгать, но она слишком высокая для меня.

Мужчина небрежно опирался о дверной косяк. Он был очень высоким — по меньшей мере шесть футов три дюйма, но ни в коем случае не долговязым, потому что его рост гармонировал с шириной плеч и груди. Длинный элегантный пиджак темного костюма был расстегнут, и под ним угадывались мускулы. Темные волосы были зачесаны назад, рот кривился в снисходительной усмешке. Его глаза были ослепительно голубыми, и Линнет была уверена, что их ленивое выражение обманчиво.

— Брависсимо, мисс Хэлси. Вы ведь мисс Хэлси, я полагаю?

Глубокий бархатный голос отнюдь не успокоил ее — она успела поймать его пристальный взгляд. Она готова была держать пари, что за располагающей внешностью скрывается непреклонный, безжалостный человек. Он должен быть таким — человек, которого ее воображение рисовало негодяем, — и вот она здесь, ее застали за каким-то глупым занятием, она ведет себя, как школьница; лицо раскраснелось, волосы растрепались. Линнет осторожно высвободила ноги из скакалки и нервным движением откинула назад выбившуюся белокурую прядь.

— Я Макс ди Анджели, — просто сказал он, не давая ей возможности заговорить. Он не предложил ей руки, но жестом указал, что следует вернуться в комнату, и Линнет почувствовала, что перешла дозволенные границы.

— Пройдем в гостиную?

— Я тоже, папа! — запищала Кэсси.

Он присел на корточки, положив руки на маленькие плечи.

— Нет, малышка. Я должен поговорить с мисс Хэлси наедине. Ты пойди сейчас к тете Дине, а я скоро приду к тебе.

Кэсси повиновалась, хотя и неохотно. Даже дочь не спорит с этим человеком, мрачно отметила Линнет. Честно говоря, она не заметила в ребенке никакого страха, но ведь даже отпетые преступники бывают любимы своими детьми, сказала она себе. Так что это еще ничего не значило.