В погоне за красотой - страница 4
Но на этой работе его хотя бы не заметят. Музейный смотритель подобен невидимке: мимо него проходят, не обращая внимания, устремив взгляд на ближайшую картину. Эта необыкновенная профессия позволяет оставаться одиноким в гуще толпы. В конце собеседования Матильда Маттель объявила Антуану, что он может приступить к работе со следующего понедельника. И добавила, провожая его до двери своего кабинета: «Я так и не поняла причину вашего решения, но считаю, что нам очень повезло – иметь в стенах музея такого специалиста». Она сказала это теплым, сердечным тоном. Для Антуана, отрезанного от остального мира, она стала единственным человеком, с которым он по-настоящему поговорил за прошедшую неделю. Имя этой женщины неожиданно обрело для него невероятную значимость. В последующие дни он то и дело вспоминал о ней, – так человек, оказавшийся в темноте, сосредотачивает взгляд на какой-нибудь светящейся точке. Интересно, замужем ли она? Есть ли у нее дети? Каким образом она стала начальником отдела кадров музея Орсэ? Любит ли она фильмы Пазолини, книги Гоголя, «Экспромты» Шуберта? Проникшись интересом к этой женщине, Антуан поневоле признал, что еще не совсем умер. Любопытство – вот что разделяет мир живых и мир теней.
И вот он сидит на стуле, в своей неброской форме. Ему выделили место в одном из залов, отведенных для экспозиции Модильяни, как раз напротив портрета Жанны Эбютерн. Какое странное совпадение: уж он-то досконально знал жизнь этой женщины, ее трагическую судьбу. Однако в первый день посетителей было так много, что ему не удавалось спокойно разглядывать картину. Публика валом валила на эту выставку. Интересно, как отнесся бы к этому сам Модильяни? Антуана всегда волновала тема успешной жизни – ставшей успешной после смерти художника. Слава, признание, деньги – все это теперь пришло к Модильяни, но, увы, слишком поздно; люди воздают почести кучке костей. Эти запоздалые восторги выглядят почти извращением, если вспомнить, сколько страданий и унижений выпало на долю Модильяни при жизни. Кто из нас захотел бы пережить самую прекрасную историю своей любви post mortem?[2] А Жанна… эта несчастная Жанна? Могла ли она вообразить, что публика будет осаждать музей, желая полюбоваться ее лицом, навсегда заключенным в раму? Впрочем, какое там полюбоваться – скорее, мельком увидеть из-за чужих спин. Антуан искренне не понимал, как можно получать удовольствие от искусства в этой толчее. О, конечно, хоть так, да приобщиться к красоте – это тоже удача, но в чем смысл созерцания картин в таких условиях, под шумные, надоедливые комментарии других зрителей? Антуан пытался прислушаться к тому, что говорилось в толпе. Там звучали восторженные отзывы мужчин и женщин, впервые открывших для себя полотна Модильяни, но были и другие – прискорбно пошлые. Со своего места он мог оценить все многообразие человеческого сообщества. Некоторые посетители не говорили: «Я посетил музей Орсэ», они бросали: «Я прошвырнулся по Орсэ», выражая этим глаголом некую социальную обязанность, – так обычно говорят: «Я прошвырнулся по магазинам». Словно накупили товаров по списку. Такие туристы не стесняются употреблять подобные слова, даже говоря о странах: «Прошлым летом я прошвырнулся по Японии»… Вот так: страны уже не посещают, по ним теперь модно «прошвырнуться». Представьте себе: вы съездили в Краков, а заодно «прошвырнулись» по Освенциму.
Да, Антуана, конечно, одолевали скорбные мысли, но теперь он, по крайней мере, размышлял, и это избавляло его от летаргии, в которой он пребывал с некоторых пор. Благодаря нескончаемому потоку посетителей он избавлялся от самого себя. И часы бежали теперь с сумасшедшей скоростью, в отличие от последних дней, когда каждая минута тянулась как вечность. Учась в Академии, а затем и преподавая в ней, он проводил жизнь в музеях. Ему помнилось, как он целыми днями бродил по залам того же Орсэ. Мог ли он тогда вообразить, что вернется сюда, через много лет, в качестве музейного смотрителя?! Эта должность совсем под иным углом открывала ему музейную атмосферу. Нынешняя скитальческая жизнь, несомненно, позволит ему обогатить свое восприятие мира искусства. Но так ли это важно теперь? Разве он намерен когда-нибудь вернуться в Лион, к прежней жизни? Нет, маловероятно.