В погоне за Нечаевым - страница 3

. Цифра для того времени внушительная. А на большинстве из них красовалась подпись: «Ваш Нечаев». Те же из прокламаций, на которых отсутствовала его подпись, трактовали приблизительно о тех же явлениях текущей русской жизни или затрагивали те же политические темы, что и «нечаевские», так что авторство и распространение их, естественно, приписывались тому же Нечаеву. По официальному определению, в прокламациях этих «всякая застенчивость, всякая скромность откинуты в сторону, и яркий революционизм, бесстыдное богохульство проповедуются с невообразимым цинизмом»[2].

К концу 1869 г. взгляд правительства на Нечаева резко меняется, точнее говоря, отношение к нему обостряется. Он вырастает в глазах «петербургских медведей» в могучую и грозную революционную силу. В последних числах ноября следственные власти напали на след его беспримерной «разрушительной» работы в России, выразившейся, главным образом, в создании им из ряда более или менее революционно настроенных лиц внушительной на вид организации на началах, как оказалось после ее раскрытия, строжайшей конспирации и безусловного централизма. То был «Комитет Народной Расправы», программа которого, написанная в смелом и уверенном тоне, в свою очередь, порождала в соответственных правительственных кругах тревогу.

«Мы хотим народной, мужицкой революции, — говорилось в программе. — Не щадя живота и не останавливаясь ни перед какими угрозами, трудностями и опасностями, мы должны, рядом личных действий и жертв, следующих одни за другими, по общему, строго обдуманному и сговоренному плану, должны рядом смелых и дерзких попыток ворваться в народную жизнь и, возбудив в народе веру в нас и себя, веру в его собственную мощь, расшевелить, сплотить и подвинуть его к торжественному совершению его же собственного дела... Сосредоточивая все наши силы на разрушении, мы не имеем ни сомнений, ни разочарований; мы постоянно, одинаково хладнокровно преследуем нашу единственную жизненную цель... Мы убережем его (Александра II) для казни мучительной, торжественной, пред лицом всего освобожденного черного люда, на развалинах государства... Члены III Отделения и полиции вообще, отличающиеся особенной деятельностью и способностью ищеек, должны быть казнены самым мучительным образом и в числе самых первых»[3].

После такого грозного предостережения «Комитет Народной Расправы» убивает колеблющегося студента Иванова. В факте pacправы над Ивановым власть была склонна усмотреть доказательство упорства, энергии и диктаторских способностей Нечаева. Этот факт, выяснившийся при производстве следствия довольно быстро, увеличивает тревогу. Вспомним, что почти одновременно стал известен список лиц, намеченных Нечаевым к «изъятию», если можно так выразиться, в первую очередь. Среди них — имена Мезенцева, Трепова, Шувалова, Тимашева, Потапова и др.

Расправа над невинным Ивановым заставляла только всех этих лиц, вершивших судьбы государства, более опасаться Нечаева, приговорившего их к внеочередной казни и могущего, если только он не будет пойман, привести свое решение в исполнение. Смерть Иванова свидетельствовала, что Нечаев вполне способен выполнить такой акт.

Нечаев рассчитывал, и искренне верил в свои расчеты, — что в следующем 1870 г., в связи с истечением срока временнообязанных отношений крестьян к своим бывшим помещикам, по всей России стихийно вспыхнут народные бунты. Строго централизованной революционной организацией, направляемой единой сильной диктаторской рукой, он надеялся придать бунтам характер огромного организованного движения крестьянских масс, которое в конечном итоге, по его мнению, должно было привести страну к социальной революции. Эти расчеты его не оставались тайной для правительства.

Далее. Это он, Нечаев, составил требовательный и суровый «катехизис революционера», отобранный при обыске у П. Г. Успенского[4]; это он написал вызывающую прокламацию «От сплотившихся к разрозненным» и другие; это он так заносчиво переписывался с соучастниками организации на особых бланках Комитета Народной Расправы, на которых красовалось зловещее изображение топора. Наконец, выяснилось, что, вернувшись в сентябре из-за границы, он привез мандат от самого Бакунина.