В поисках Библии: Тайны древних манускриптов - страница 16

«Федон» и «Антиопа» были самыми яркими из литературных папирусов, найденных Флиндерсом Петри. Но значительный интерес вызвал также и другой фрагмент, в котором описывается состязание между Гомером и Гесиодом. Один из коллег Махаффи приписывал его к «Музейону» Алкидаманта, софиста IV в. до н. э. Одна из версий поэмы была известна со времен императора Адриана (который цитируется в ней), со II в. н. э., и считалась оригиналом до тех пор, пока за двадцать лет до находки Петри молодой немецкий ученый в двух блестящих статьях, являвших собой образчик филологической детективной работы, не оспорил эту точку зрения. Руководствуясь несколькими намеками в тексте, он предположил, что это произведение было известно задолго до времен Адриана. Затем он смело заявил, хотя ему и недоставало решающих доказательств, что настоящим автором был эолиец Алкидамант, живший за четыреста лет до Адриана. Папирус III в. до н. э., найденный Петри в Файюме, подтвердил его предположение. «Редко случается, — писал критик в 1892 г., — чтобы ученый в этой области получил такое неожиданное подтверждение правильности своей теории и тем самым доказал, что она базировалась на столь глубоком знании и проницательности». Этим немецким ученым был Фридрих Ницше.

Среди других замечательных отрывков в коллекции Петри был, конечно, фрагмент «Илиады». Казалось, это был «жалкий обрывок… содержащий только окончания строк одной колонки и начала соседней, всего тридцать пять окончаний и начал, но этого было достаточно, чтобы узнать строки одиннадцатой книги „Илиады“, причем пять или шесть строк из них не содержались ни в одном из известных нам вариантов текста». Поскольку это была, несомненно, самая древняя из когда-либо обнаруженных копий отрывка из «Илиады», ей суждено было породить бесконечные споры о достоверности традиционного текста, который дошел к нам от александрийских критиков более позднего времени.

После памятного лета 1890 г. Сейс, основные интересы которого были связаны с языками Ближнего Востока, а не с греческой литературой и палеографией, с разрешения Петри передал всю ответственность за редактирование и публикацию папирусов Махаффи. Многие годы спустя Сейс с легкой грустью вспоминал те дни интеллектуального восторга, когда они, казалось, вновь переживали времена Возрождения: «В эти дни, как и тогда, на свет появлялись все новые утерянные фрагменты классической литературы вместе с копиями существующих сочинений, но эти копии были на столетия древнее рукописей, уже известных нам». Как они наслаждались, закопавшись по уши в этих текстах, пока не наступало время обеда, когда они «за десертом и вином в профессорской могли обсудить свои открытия и надежды с другими учеными! Это было прекрасное время, но, как и всему прекрасному, ему слишком быстро пришел конец».

Для Флиндерса Петри, Сейса и Махаффи непреходящей радостью было сознавать, что они участвовали в первом крупном открытии древнегреческих папирусов. В их распоряжении были литературные тексты III, если не IV столетия до н. э., быть может написанные при жизни Демосфена или Еврипида. Теперь наконец можно было изучить особенности раннего эллинистического письма. Даже те греческие тексты, которые донесла до нас традиция, стали известны в копиях, созданных на тысячу лет раньше старейших традиционных текстов. Среди них были отрывки произведений, приписываемых величайшим именам классической литературы и считавшихся безвозвратно утерянными. Чтобы опубликовать основную часть находок, потребовалось четыре толстых тома, и эти тома даже не смогли вместить все греческие папирусы, не говоря уже о других языках. И все же находки Петри среди погребального убранства Гуроба знаменовали собой лишь преддверие возрождения исчезнувшей было древней литературы.

Папирусы возбудили не меньший интерес, чем в свое время черепки. И мы имеем поэтические произведения, которые можно сравнить с Гермесом Олимпийским и Возничим Дельфийским; и у нас есть новые истории, не уступающие историям, ставшим известными благодаря раскопкам Трои, Микен и Крита.