В поисках Марселя Пруста - страница 38

стр.

Марсель Пруст

Улица Курсель

В 1900 году Прусты переехали на улицу Курсель, 45, угол улицы Монсо, в дом «с гулкой подворотней и широкой лестницей». Комнаты там были просторные и роскошные. Вечерами Марсель работал в большой столовой, окруженный «суровыми панелями с отблесками красного дерева». На столе его были книги, бумага и масляная лампа, чей мягкий, золотистый свет он очень любил. Когда весь дом засыпал, он, погасив электричество, читал Сен-Симона, Шатобриана, Сент-Бёва, Эмиля Маля. Его дверь была открыта для близких друзей: Антуана Бибеско, Гиша, Жоржа де Лори, Луи д'Альбуфера и Бертрана де Фенелона, чьи живые глаза и развевающаяся визитка должны были ссудить часть своего обаяния Сен-Лу. Порой после театра заглядывала прелестная Луиза де Морнан, чтобы пожелать Марселю доброго вечера. Замечательно, что все: актриса, дипломат, ученый, поэт, наездник почитали за привилегию дружбу с этим безвестным больным, который, казалось, через них изучал мир. «Он выглядел благородным чужестранцем, окруженным тайной страны памяти и мысли.

Иногда на минутку задерживался доктор Пруст и рассказывал какую-нибудь политическую или медицинскую историю; госпожа Пруст, чуткая, сдержанная, говорила приветливое слово друзьям своего сына и удалялась с меланхоличной скромностью, не без рекомендаций: «Малыш, дорогой мой, если выйдешь сегодня вечером, одевайся потеплее… Очень холодно… Вы ведь проследите за ним, сударь?.. У него совсем недавно был приступ удушья…» Его астма усиливалась, и часто, хотя его фрачная сорочка, уже приготовленная, была разложена у огня, даже летом горевшего в камине столовой (он терпеть не мог прикасаться к холодному белью, говоря, что оно влажное), он в последний миг отказывался от выхода. В такие вечера он ужинал чашкой обжигающего кофе с молоком и предлагал своим посетителям бокал сидра — сувенир из Боса, «где пузырьки, облепив стекло, расшивали его позлащенную сидром поверхность тысячью хрупких бисеринок».

Иногда он ужинал у Ларю или Вебера[96] и видели, как он являлся туда, на улицу Руаяль, кутаясь в свое меховое пальто даже весной, черноволосый и нечеловечески бледный. Если он принимал на улице Курсель, родители позволяли ему председательствовать за столом, а он получал удовольствие собирать вместе людей, которые вне его присутствия не ладили друг с другом после дела Дрейфуса, таких как, например, Доде и Анатоль Франс. Госпожа де Ноай, в ту пору во всем блеске своего остроумия, была одним из украшений этих ужинов. Порой приходил Монтескью, и сколько же тогда предосторожностей приходилось принимать в выборе приглашенных! Пруст Монтескью. «С другой стороны, что касается гостей, я приглашу всех тех, кого вы мне укажете, и ни одним больше… Вы не сказали мне, разрешаете ли вы госпожу Каен. Я тщательно отметил всех врагов, которых надо вычеркнуть…»


Когда Марсель чувствовал себя лучше, он путешествовал, чтобы видеть деревья, картины, красивые церкви. Так, он съездил в Голландию с Бертраном де Фенелоном, в Бургундию с Луи д'Альбуфера, в Венецию со своей матерью. Эти поездки были для него большими приключениями.

Марсель Пруст госпоже Адриен Пруст:

«Сегодня вечером на ночлег останусь в Амстердаме, а в Париж вернусь либо в воскресенье, либо в понедельник, и буду весьма рад обнять свою Мамочку и своего Папочку после долгого отсутствия. Мне бы, наверное, не хватило мужества на столь долгую разлуку, если бы я решился на нее всю, целиком. Но я продлевал ее потихоньку, почти день за днем. Я уже раз пятнадцать предполагал, что завтра же обниму вас. Никогда не думал, что смогу прожить пятнадцать дней, не поцеловав вас… Возвращение в Париж, даже к Бибеско (если он не уехал), к Рейнальдо и пр. мне покажется уже весьма трудным, как и любая смена обстановки. Но, в конце концов, это место знакомое… Илье был бы ужасен, как и любое другое место в этот момент. Фенелон, как всегда, необычайно мил. Ты ему написала очаровательное письмо, адресованное господину де Фешлону. Это е вкупе с k в Бибеско…[97] не имеет никакого значения…[98]

Он сам потратил некоторое время, чтобы усвоить, что по-французски нельзя говорить: с де Гишем, с де Фенелоном.