В поисках тебя - страница 23

В конечном счёте, он начал постепенно возвращаться вверх, обжигая Райли жаром своей кожи. Всё с той же, словно ничего не стоящей ему медлительностью, Дилан приподнял её тело и помог избавиться от пуловера.

— На вкус ты совсем как в моих мечтах: экзотическая, сладкая.

Голос Райли напоминал наждачную бумагу:

— Это лосьон для тела «Апельсины в цвету».

— И жасмин.

— Да, эта нотка там тоже есть. Эй, Дилан, что ты делаешь? — Глаза Райли молили об оргазме и окончании пытки, но губы Дилана изогнулись в озорной улыбке, давая понять, что у него другие планы.

— Всё делаю. К тому времени как я опробую твою писечку, ты будешь умолять, чтобы я позволил тебе кончить на мой язык. И я на этом настаиваю, Райли. Эта ночь моя, без остатка.

Какая вульгарность. Никто и никогда так с ней не разговаривал, но, как бы то ни было, она истекала влагой, а кожа стала до того чувствительной, что приходилось ёрзать, чтобы хоть как-то её успокоить. Дилан обхватил её груди сквозь чисто-белое кружево, такое же, как на трусиках, и рассмеялся. Соски ещё раньше отвердели и ныли, отчаянно желая вырваться из своей тюрьмы, но он лишь опустил голову, принявшись ласкать Райли сквозь ткань, и раз за разом царапал зубами чувствительные горошины, пока из её горла не начал рваться низкий крик. Когда она наполовину приподнялась и прижалась к Дилану своим набухшим лоном, его эрекция показалась ей огромной. Неожиданно он прикусил один из сосков, и она вскрикнула. Вспышка боли мгновенно превратилась в удовольствие, настолько мучительное, что она замотала головой. Это уж слишком. Всё это было слишком.

— Я этого не вынесу, — простонала она. — Так долго.

Дилан расстегнул лифчик и, обхватив, поднял нагие груди к губам.

— Много никогда не бывает. Только не для тебя. Не знаю, с какими озабоченными идиотами ты общалась, но секс в духе «сунул-вынул, спасибо, мэм» — это не твой стиль.

— Нет, мой!

И тут Дилан всосал её сосок. Райли вцепилась в него с неистовой силой, дугой подалась навстречу, заживо сгорая от необходимости утишить томление между ног, утолить потребность в том, чтобы этот мужчина взял её целиком и полностью, как пожелает его душа, а потом повторил всё снова, снова и снова.

— Открой для меня рот, Райли. — Его настойчивый взгляд горел вожделением. — Сейчас.

Дилан проник языком в её рот, и Райли чуть не захныкала от удовольствия. Этот разбойник выведал все её тайны до единой, а затем ослабил нажим, чтобы дать себе возможность поиграть. Двойной эффект мягкости и жёсткости, нежности и грубости, медлительности и торопливости снёс её внутренние барьеры и не оставил ей ничего — кроме свободы.

К тому времени как Дилан разорвал поцелуй и продолжил спускаться по её телу, Райли была готова капитулировать.

— Пожалуйста, — со вздохом прошептала она, — пожалуйста.

— Уже лучше. Ты почти у цели. — Дилан стащил с неё трусики и уложил нагой, открытой его взгляду. — Ты хоть знаешь, сколько я фантазировал о том, чтобы тебя здесь поцеловать? — Он протянул палец вдоль сочащейся влагой щели, слегка поиграл с клитором, и Райли заёрзала от греховной потребности позволить ему любые вольности. — Хочешь?

— Да!

— Проси меня, Райли. Умоляй.

— П-п-пожалуйста, поцелуй меня там.

— Где?

Она сгорала от смущения, но ей было не до стыдливости.

— Пожалуйста, поцелуй мою киску. Пожалуйста, полижи меня.

— Красота. Ты так прекрасна, прям создана для этого. — Он обхватил её попку и приподнял таз к своим губам. При первом же влажном прикосновении его языка, с губ Райли сорвался протяжный стон. Дилан избегал её клитор, он опять никуда не спешил, бормотал ужасные, грязные слова об её киске, а затем сложил два пальца и вошёл ими внутрь, одновременно полизывая её клитор так легко и нежно, что Райли ощутила, как исчезают остатки её благоразумия.

— Дилан, пожалуйста! Мне надо… Умоляю!

Он, не колеблясь, усилил давление и вонзил три пальца в её истекающее соками лоно.

И она развалилась на части.

Оргазм пронзил тело, украл дыхание, оставил от неё ошмётки. Она кричала и содрогалась под Диланом, но он так и не остановился, всё затягивая и затягивая удовольствие, пока она не превратилась в трепещущий комок обнажённых нервов.