В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая

- Вот вы говорите, что человек не может сам

по себе понять, что хорошо, что дурно, что все

дело в среде, что среда заедает. А я думаю, что

все дело в случае. Я вот про себя скажу...

Л.Н.Толстой, "После бала".

Кажется, кто-то великий сказал: "Река - как красивая женщина!.. Всегда таинственна, всегда прелестна - тем и влечет к себе!"

Однако лично мне, повидавшему на своем веку немало рек, - в том числе коварный Енисей с его внезапными штормами, с его двухметровой, седой клочковатой волной, с ревом бьющей в бетонную стену причалов Дудинского морского порта и взмывающей на высоту фонарного столба, - довольно сложно воспринять указанную категорию как нечто абсолютное и непреложное. Но всякий раз, если в данной категории к слову река добавляется название - Ока, все сразу же становится на свои места. Образ будто обретает форму, плоть и почти что ощутимую реальность. Действительно, в Оке есть что-то схожее с красивой женщиной!

Особенно не покидает это ощущение в районе так называемой Окшёвской Кручи, и в большей мере это касается лиц, кому хотя бы однажды уже доводилось, держась для страховки за куст, смотреть с ее отвесной, жутковатой верхотуры на явно недвусмысленный, напоминающий фигуру женщины речной прогиб - он в направлении Житковского истока, впадающего там же в Оку. А если, к тому же, в засушливый год при малой воде, в разгар золотых дней осени присмотреться с Кручи к бахроме кустарников поймы, приглядеться к серебрянкам тамошних баклуш, к бугоркам, песчаникам, полянкам, что меж рекою и затоном, то можно различить не только добрый десяток линий, четко выводящих контур упомянутого пола (вернее, образ некой полной энергии озорницы), но также увидеть нечто - подобие чудища, уползающего прочь. Причем картинку можно увидеть столь ярко, столь красочно, что останется лишь развести руками, а затем довольно продолжительное время удивляться и скрести от изумления в затылке.

Но самое "потрясное" - как утверждают многие из очевидцев - можно порой подметить в глазах, очах, или, по местному выражению, в "оках" девицы!..

По заверению окшёвских стариков, они "постоянно с прищуром" и "лукаво блестят". Взгляд ее всегда направлен в сторону Острова, что под затоном. (Именно Остров с его перешейком и косами похож на чудище.) Якобы усмешка дополняет выражение ее лица!.. И никакие паводки - а они последнее десятилетие случались весьма нехилыми - не смогли заретушировать изображение. Напротив!.. Один из самых престарелых жителей села Окшёва, дед Игнат, считает, что картинка стала "более отчетливой и контрастной", будто прошла реставрацию.

Первому письменному дошедшему до нас упоминанию об Оке-девице без малого двести лет. Затем об этом удивительном феномене окшёвской поймы было слышно довольно часто. Есть версия: не здесь ли, с Кручи, дано столь любопытное название реки, враз угодившее всем поселенцам на всем ее протяжении!

Впрочем, названия многих иных водоемов для меня ничуть не меньшая загадка, чем, к примеру, сущность бытия, не дающая покоя веки вечные многим пытливым умам. Но твердо уверен в том, что древний наш прародитель с узким морщинистым лбом, широким ноздрястым носом и большими обезьяньими губами, именуемый неандертальцем, вряд ли сумел бы придумать столь тончайшие по красоте и благозвучности слова, какими издревле являются Унжа, Ушна, Верея, Ширха, Волга, Обь, Нева и тысячи других. Для их внедрения в наш современный обиход ему, по меньшей мере, необходимо было обладать весьма незауряднейшей литературно-образной фантазией, что вряд ли было присуще нашим суглобым предкам в их изначальные времена. Однако же - неоспоримый факт: все известные ныне названия, какое ни возьми, являются предельно точными и гениальными!

Особенно красив и грандиозен вид с Кручи в разгар разноцветья осени! Когда веселое буйство листвы вековых деревьев и непролазных зарослей кустарника на крутизне гигантских склонов берега становится вдруг ярко-рыжим, когда разгораются огненно-красным цветом гроздья рябин, в скромных фиолетовых тонах предстают осины, вязы, а чащи сосны и ельника вдруг начинают поражать какой-то будоражащей, непостижимой тайной их вечных темно-зеленых красок.