В последний раз в Китае (путевые заметки) - страница 4

стр.

Что еще довелось проглотить, чем обжечься с пылу-жару, — нет у меня этих слов. Про некоторых писателей говорят, что они пишут брюхом. Вот бы их сюда, за этот стол, да и то вряд ли бы написали что-нибудь адекватное сотворенному поваром ресторана «Обретение луны» в городе Суджоу. По-видимому, это можно передать только китайскими иероглифами, каждый из коих выражает какой-нибудь цвет, запах, вкус, оттенок, явление, состояние, умозрение...

Нельзя не сказать о подававшемся к обеду шаоцинском вине. Вино бордового, может быть, и вишневого цвета, с кофейным оттенком. Лу Ванфу сказал, что это единственное в мире — по вкусовым питательным, хмельным и другим качествам — вино, что о шаоцинском вине пишется сейчас специальное исследование, что его родина — Шаоцин, это родина писателя Лу Синя; писатель каждый день выпивал шарцинского вина, тем поднимая свою творческую потенцию. (Вспомним, что Лу Синь переложил на китайский язык «Мертвые души» — с немецкого, русского он не знал. Вообразим, каково было вдохнуть в иероглифы, после двойного переложения, дух бессмертной «поэмы» русского гения?! Очевидно, помогло шаоцинское вино.) Вино делают из риса: дают ему перебродить дважды, отсюда и его темный цвет сусла; обходятся без сахара, кажется, и без дрожжей. Крепость вина восемнадцать градусов. После четвертой бутылки — на шестерых — М. разговорился (Лю едва успевал переводить, пропуская смены блюд), а я, начав речь, терял нить.

Лу Ванфу сказал, что может с закрытыми глазами на вкус определить любое вино, из какого оно времени, места, чего оно стоит. Так, он побывал во Франции на дегустации вин и ни разу не ошибся. Мы спросили, каково его мнение о нашей водке. Он сказал, что это напиток дурной. Отрицательный отзыв о нашем любимом напитке, отчасти сформировавшем русский национальный характер, не омрачил нашего дружеского сидения за круглым столом с вращающимся на нем черным деревянным кругом, с плывущими на кругу кушаньями небожителей. Подали по фиолетовому кубу чего-то вязкого, терпко-кисловатого. Не обошлось без китайских пельменей.

Разговор наш касался разных материй. Лу Ванфу спросил об отношениях Шолохова со Сталиным. По-видимому, во время ссылки — в культурную революцию — он размышлял о судьбе писателя при коммунистической диктатуре, о собственном отношении к диктатору Мао... Мы изложили свои версии. Любая на этот счет лишена основы знания: почему дядюшка Джо одних писателей казнил, других миловал, знал только он один и унес с собой в могилу. Лу Ванфу сказал, что будущее человечества зависит не от союзов нашей страны с Америкой или Европой, а от союза с Китаем. Мы с ним согласились.

Поглядывая на всех ясными голубыми глазами уроженца подстепной России, не подмаргивая, не заикаясь, М. произнес длинную речь (после четвертой бутылки шаоцинского вина) про то, что... Сорок лет назад Китай представлял собой конгломерат разрозненных, враждующих, бедствующих, голодных провинций. Для того времени наш опыт железного соцгосударства оказался приемлемым для Китая, наша помощь уместной. Мы им построили заводы, дали машины, вооружили и выучили армию, а затем начались зигзаги диктатуры, большой скачок и все прочее. Наступило время, когда наш опыт, погибельный для нас самих, грозил Китаю разорением. Но в здоровом развивающемся организме китайской нации, даже при коммунистическом руководстве, нашелся здравый смысл поворотиться к другому опыту, каким располагает человечество. Китайцев отпустили на волю, не совсем, не как у нас в перестройку, без этого шелудивого плюрализма, а дали китайским крестьянам поработать на своей земле, горожанам — поторговать по собственным ценам. При сохранении партийной дисциплины сверху донизу. Что из этого получилось, хорошо бы нам присмотреться. За десять пореформенных лет Китай оделся, обулся, отстроился, уверовал в себя. А китайцев поболее миллиарда. В заключение своей речи М. сказал, что пусть каждая страна идет своим путем, лишь бы шла, а не останавливалась. С этим тоже все согласились. Я добавил, что хорошо бы и каждому из нас — не останавливаться. И это приняли.