В простор планетный - страница 13

Сегодня Пьер долго сидел один. Наконец забылся в полудреме: ему почудилось, что он опустился на дно озера, в терем мифического водяного царя, куда не доходят звуки и волнения человеческой жизни. Вяло, неуловимо тянулось время.

Безделье угнетало его, хотя он еще не успел в полной мере почувствовать тяжесть вступившего в силу наказания.

Опять и опять он задавал себе вопрос — можно ли было обойтись без тех жертв?

О состоянии недр Венеры был собран богатый материал. Все данные занесли в соответствующие отделы Мирового Информационного центра, затем передали вычислительной машине. Пьер возвращается мыслями к тому недавнему, но, как теперь ему кажется, такому далекому вечеру, воскрешает в себе тогдашнее настроение.

…Он сидел перед цифрами и знаками сводок: испещренный ими лист бумаги радовал, как радует поэта переписанный набело последний — быть может, сотый — вариант стихотворения, наконец удовлетворяющий самым придирчивым его требованиям.

Надо было выбрать то место на поверхности планеты, где целесообразнее всего начать работу, разбить первый лагерь Большой экспедиции. Значит, там, где чуть прохладнее и в то же время меньше оснований ждать внезапного извержения. Машина уже все подсчитала, она предложила немало решений — выбор нетруден…

Нетруден? Это сгоряча показалось.

Так же сидел он тогда в бездонной тиши своего кабинета. Но та тишина была полна творческой радости и великой гордости: начинается новый этап человеческой истории… Та тишина отнюдь не говорила об одиночестве: за стенами дома он чувствовал бурлящий океан человечества, живущий одной жизнью с ним.

Но всегда ли отчетливо он думал о том, что покорение Венеры должно служить счастью людей? Не увлекся ли величественным замыслом настолько, что стал видеть в нем самоцель? Не оттого ли так легко отмахнулся от весьма важного факта: ведь множественность решений вычислительной машины говорила как раз о том, что нет одного, наиболее верного. А его не было потому, что в машину заложили недостаточно информации. Много, очень много, но все же недостаточно.

Это становится Пьеру ясно теперь, когда, поневоле очутившись в стороне от грандиозного предприятия, он вдумывается в детали. А тогда он весь горел, и мысль, что придется отложить Большую экспедицию — и кто знает, на сколько времени! — казалась ему невыносимой. Его огонь зажег многих…

Не всех, правда.

Если бы противники, не отрицая надобности заселения Венеры, потребовали только продолжения обследований планеты, быть может, это убедило бы Пьера или хотя бы его единомышленников. А они, возможно, и его охладили бы.

Он сам себя обманул. Сам себя убедил, что выбрал наиболее верный вариант из предложенных машиной.

Тогда все варианты были опубликованы. Противники утверждали, что все они равноценны. А ведь, пожалуй, так и было.

Но Пьер бросил на весы весь свой авторитет, всю любовь к нему людей.

В тот вечер он, в который уже раз, набрал на приемно-передаточном кольце (такое кольцо носят на пальце, как когда-то простые кольца) индекс космодрома на искусственном спутнике Земли, откуда стартуют межпланетные корабли. И опять любовался кораблем небывалых до сих пор размеров. Тот уже в основном был собран, но на нем еще трудились монтажники, электрики, отделочники. Не было еще таких многолюдных межпланетных экспедиций. Знакомое чувство гордости за человечество охватило Пьера.

За человечество в целом. А думал ли он о людях в отдельности?

Но нельзя же думать о каждом из восемнадцати миллиардов!

Правда, на этом первом корабле Большой экспедиции должны были отправиться не восемнадцать миллиардов, а несколько десятков человек. И он всех их знает.

Герду и Жана — больше других. Но представлял ли он себе их переживания, настроения? Они должны были расстаться с близкими. Может быть, очень надолго. Или… навсегда… Они должны были выйти на поверхность неведомой им планеты — неведомой всем им, кроме Горячева, и сразу включиться в опасную борьбу с ее стихиями. Представлял ли он себе, как каждый из них, сообразно своему характеру, будет на это реагировать? Да что он знал об их характерах?