В просторном мире - страница 13
— У фронтовых людей и причина должна быть фронтовая, — обрадованно заговорил Руденький. — Гаврик Мамченко сказал же, товарищи, что он спасал своего фронтового друга. Действовал храбро… Он ведь пионер… и должен стараться быть похожим и на чапаевца, и на буденновца, и на панфиловца… Ведь правда же?
Руденький веселыми серыми глазами обвел всех присутствующих, и майору показалось, что Руденький значительно моложе своих лет, что он сердечный, но еще молод решать такие трудные дела, как вопрос о посылке ребят в дальнюю дорогу.
Но Иван Никитич полностью поддержал Руденького.
— И Чапаева, и Буденного, и Панфилова жизнь не баловала. Вот и вышли люди! — сказал старый плотник, продолжая сердиться на то, что решение ясного, по его мнению, вопроса необычайно затягивается.
Но майора, видно, не удовлетворяли ни ответ Гаврика, ни высказывания тракториста Руденького, ни соображения Ивана Никитича. Видно, ему захотелось услышать мнение нового директора, и он, не переставая хмуриться, вопрошающе посмотрел на Зинаиду Васильевну.
— Вы, товарищ майор, лучше меня знаете о «фронтовой необходимости», — заговорила Зинаида Васильевна. — Знаю о ней немного и я… Так ведь наши поля еще от войны не остыли. Могло Мамченко и в самом деле показаться, что в подбитой машине раненый товарищ?
Миша, искоса посмотревший на Зинаиду Васильевну, заметил в ее ясных глазах хорошую улыбку и хотел ободряюще дернуть за рукав Гаврика, но не сделал этого, потому что майор заговорил еще строже:
— Мы хотели послать вас с Иваном Никитичем в дальнюю дорогу. А теперь не знаем, что делать.. — Вздернув плечами так, что заскрипели складки кожаного пальто, он замолчал.
В тишину ворвался голос председателя колхоза:
— Подскажите товарищу майору.
Гаврик не выдержал, часто заморгал, сдавил ладонями виски:
— Товарищ майор, я ж вам говорю… Мне показалось..
Но майору все это было известно, и он остановил Гаврика:
— А войлок зачем?
— Если он вам вредный, спалите его!
— Голова, а валенки из чего будем делать — из сладких слов? Не будут греть! — громко говорил плотник.
Гаврик лишь краем уха слышал своего защитника и продолжал, вздохнув:
— Виноват я. А Миша тут при чем?.. Он мне приказа не давал. За что ж его к ответу? Неправильно! Пускай он один… один едет!
И чтобы невольная слеза, которой Гаврик больше всего боялся, не сорвалась на щеку, он тряхнул головой и замолчал.
— Да будет вам! — вступилась Варвара Нефедовна. — Будет! — пристукнула она палкой об пол. — Мой сынок тоже положил голову, спасая раненого товарища. Гаврюша, пойди, пойди ко мне! Ты, чадушка моя, в сынка пошел… Троюродные, а схожие…
Гладя Гаврика своей широкой ладонью с шишковатыми утолщениями на суставах, бабка растроганно говорила ему на ухо:
— Поезжай в дорогу, а про Нюську не печалься и матери не вели. За крикухой догляжу. С ручательством догляжу.
— Товарищ майор, нельзя ли войлочек сюда, в сумку?.. Трофей наш, нам его положено отдать, — победно подмаргивал ребятам старый плотник.
— Что ж? По суду оправданы, — сказал майор и обратился к Гаврику: — Только ты ж, Мамченко, твердо запомни: фронтовики — народ дисциплинированный. Приказы командиров точно выполняют. А командиром у вас в дороге будет Иван Никитич… товарищ Опенкин.
Майор встал, передал Ивану Никитичу войлок, пожал ему руку, потом пожал руку Мише и Гаврику и, пожелав счастливого пути, ушел.
Дальше пошли обычные дорожные разговоры.
— Ты ж, Иван Никитич, следи да следи, — вздохнув и улыбнувшись, заметила Фекла Мамченко.
Мать Миши всего лишь похлопала сына по щеке, а плотник сказал Фекле:
— Раньше смерти не хорони. Жизнь еще не разонравилась. Так это ж без молока!.. А если коров пригоним?..
Но шутка, видать, и самому ему не особенно понравилась: чтобы исправить впечатление, он распорядился, обращаясь не столько к ребятам, сколько к их матерям:
— Завтра чуть свет надо быть в плотницкой при полном снаряжении.
Напутствовал ребят и председатель колхоза:
— Теперь, ребята, и старому и малому достается здорово. До войны я сторожевал на метефе, по-стариковски. А теперь, на собрании, выбрали и велели: «Крутись!»