В провинции - страница 27

— Ха-ха-ха! — расхохотались молодые люди. — И что же за мораль он тебе читает?

— Ну, прямо ко мне он, натурально, не обращается, — отвечал Александр, развалившись на диване и закуривая папироску, — я, слава Богу, уже не ребенок и не какой-нибудь студент. Он все больше обиняками, все рассказывает о своих сыновьях, как они кончили университеты, да как работают, да как каждый молодой человек должен трудиться на благо человечества и во славу Божию и тому подобное. А я слушаю и будто бы не понимаю, что все это камешки в мой огород. В конце концов каждый может иметь свое мнение, он одно, я — другое!

— Разумеется! — послышалось сразу несколько голосов.

— Сянковский! — воскликнул Александр, вдруг срываясь с дивана. — Я видел перед корчмой твоих лошадей, — какие прекрасные гнедые! Откуда ты их взял? И куда ты дел своих сивок? Должно быть, спустил кому-нибудь и вдобавок надул. Не сапом ли они заболели, а? Признавайся! Верно?

— Да нет, что ты, я купил этих гнедых за наличные, честное слово! — гулким басом оправдывался среди общего хохота широкоплечий и загорелый молодой человек в непомерно длинной тужурке.

— Ну, и сколько же ты заплатил за них?

— Сколько заплатил, столько и заплатил. Не скажу.

— Врет, честное слово, врет! — закричал Александр. — Знаю я его. Он всегда водит на ярмарку лошадей, то сапатых, то хромых, то слепых, сбудет их кому-нибудь, а взамен возьмет хороших. Так и со своими поступил.

Все смеялись. Сянковский обиделся.

— Спросите у моего отца, если не верите, что я за гнедых чистоганом заплатил, — сказал он, нахмурившись.

— «Да есть ли у тебя, цыган, свидетель?» — «Мои свидетели — жена и дети», — насмешливо протянул один из собравшихся. И снова все захохотали.

— А знаете что, — сказал другой, — нет в округе лучших коней, чем у Топольского. Я видел их вчера в парной упряжке: мышиной масти, быстрые, хороши, как игрушки.

— У какого это Топольского? — спросил кто-то, видимо, из посторонних.

— А у того, что из Тополина.

— А! Это тот, что обручен с паной Неменской?

— Вот счастливец, черт его побери! — воскликнул Александр. — И лошади у него самые красивые в округе, и обручен с самой красивой девушкой! Послушай, Котович, — обратился он к стройному юноше в слишком узком пальто, — ты ведь был в нее влюблен, верно? И получил отказ, а?

— Где там, — возразил Котович, — не про наши ноги эти пороги. Я всего лишь управляющий имением, хоть и большим, а у нее собственный фольварк. Да и кроме того, она уже год помолвлена с Топольским.

— Глупости, — сказал Александр, — от помолвки недалеко и до размолвки.

— Нет, я сам не хочу чужой невесты, — ответил Котович. — Это правда, что панна Винцента мне нравилась, но, когда я узнал, что она обручена, я и думать о ней оставил. Сохрани меня Бог невесту у кого-нибудь отбить.

— А я бы отбил, если бы мне понравилась, — сказал Александр. — Какое это имеет значение? Знаешь поговорку: коня торговать да невесту сватать…

— А все ж таки н-не пристало… — прервал его, слегка заикаясь, толстый и лысый шляхтич.

— Ладно, Рыбинский, не вам об этом судить, сеяли бы свою гречку да Богу молились, — ответил Александр, вызвав новый взрыв смеха.

— Лучше Богу молиться и гречку сеять, чем вот так вот баклуши-то бить! — в свою очередь отрезал Рыбинский.

Александр слегка смутился и повернулся к нему спиной.

— Знаешь, Олесь, ты, видно, в сорочке родился, — сказал другой, — панна Винцента хоть и обручена, а приветливо на тебя поглядывает.

— Э! Откуда вы это знаете? — сказал Александр, поправляя галстук.

— Ого! Шила в мешке не утаишь! Разве не видно было, как она на тебя посмотрела, когда ты в позапрошлое, кажется, воскресенье подал ей молитвенник перед костелом.

— В самом деле? Посмотрела? — спросил Александр, махнув пальцем по усикам.

— Ох, будто он сам не знает! Невинный младенец! — воскликнул Сянковский.

— Честное слово, не заметил, — ответил Александр, продолжая поглаживать усики.

— А пани Карлич? О ней ты тоже ничего не знаешь? — шутливо спросил кто-то.

— Ну, пани Карлич — это другое дело, — ответил Александр с многозначительным смешком.

— Надо же уродиться этаким красавчиком! — воскликнул плечистый и краснолицый Сянковский. — Ах ты Господи, мне бы твой чуб и такие девичьи руки, как у него!