В радости и в печали - страница 4
- Да. С этой простудой полежал дня три, потом стало скучно.
- Никогда больше так не делайте! И не пропускайте регулярных осмотров, вам о них будут напоминать.
- Да.
Болл отложил карту, сел на табуретку у постели Гарта:
- А почему вы скрывали от вашей девушки, что плохо себя чувствовали?
- У меня нет девушки, -- пожал плечами пациент.
- А... а как же Саманта?
- Подумайте сами, доктор. Девушка, которая достаточно близка с кем-то, может не знать, что он болел?
- Вряд ли, -- покачал головой Болл. -- Если у неё есть глаза и вы знакомы не только в Интернете, то...
- Да.
- Что -- да? Вы про Интернет?
- Нет.
- Хотите сказать, -- начал понимать Болл, -- что она вас знала намного хуже, чем хотела показать?..
- Нет!
- Хуже, чем могла бы?
- Не только.
- Хуже, чем сама думала?
- Да.
- Но.. почему?
- Она из тех, кто не умеет делать первый шаг, -- задумчиво сказал Гарт. -- Она считает, что все окружающие должны догадываться о её мыслях и чувствах. И искренне обижается, когда это не так. Она ждала, что я разберусь в тонкостях её мечтаний и сам первым скажу ей что-нибудь патетическое.
Болл удивлённо потёр лоб:
- И вы давно это знали?
- Да. Я умею пользоваться глазами и мозгами.
- А почему же вы не сказали ей, что... ну, словом, что она вам не нравится?
- А вы всегда так делаете? -- прищурился Гарт. -- Я довольно неуклюж в общении, не люблю говорить такие вещи. Будут слёзы, обвинения... Я делал всё, чтобы не проявлять к ней интереса. И был неправ: она не поняла моих намёков.
- И всё-таки она провела в больнице четыре дня, чтобы только увидеться с вами.
- И потратила это время с пользой: не говоря ни слова и никак не проявляя своих чувств и намерений, она довела до сознания Макса мысль, что ей нужен он. И что нужно сделать, чтобы она упала к нему на грудь и больше не уходила никогда-никогда.
- Теперь она не только дурочка, но и манипулятор?!
- А что в этом такого? Мы все это умеем, кто-то лучше, кто-то хуже. Сэм умеет многое, кроме одного: она не умеет ясно выражать, чего хочет. И Макс тоже толстокожий, да ещё и стеснительный. Похоже, он на самом деле не догадывался, что он ей интересен, пока не пришлось открыто проявить заботу о любимой девушке. Тут уж Макс мастер: заботиться он умеет. Без малого два года он заботился обо мне и моих несуществующих отношениях с Сэм...
- Господи, -- улыбнулся Болл, -- до чего несчастная парочка получилась! Если они не научатся разговаривать словами, их ждёт сложная жизнь...
- Да, -- согласился Гарт и добавил, помолчав:
- А может, и лучше, если не научатся.
- Почему? -- снова удивился Болл.
- Я научился. И потерял всех друзей. Никому не нужна откровенность.
- Ну, это вы преувеличиваете...
- Нет.
- То, что вы не хотели разбивать сердце Сэм, сказав ей правду, ещё не...
- Нет.
- Да что вы выражаетесь, как посол Кош?! -- не выдержал Болл. -- Я вас перестаю понимать! Откровенность важна, разве нет? Иначе мы никогда друг друга не поймём!
- Вы уверены за себя лично, что готовы услышать откровенные наблюдения о себе? -- улыбнулся Гарт, и по этой улыбке Болл понял, что сейчас действительно может услышать что-то неприятное. Видимо, он сам только что соврал: призывал к откровенности, а теперь робеет...
- Не уверен, -- криво улыбнулся он в ответ, -- но готов попробовать.
- Скажу сразу, -- предупредил пациент, -- что мои суждения -- не оценка, а просто изложение фактов. Вы можете не верить в мои наблюдения, которые касаются Макса и Сэм, -- в конце концов они для вас незнакомые люди и вы не можете меня проверить. Но вы хорошо знаете себя.
- Надеюсь, -- согласился Болл. -- И что дальше?
- Вы постоянно работаете вместе с доктором Монски. Она красивая, уверенная в себе женщина, профессионал, хороший врач... правда?
- Конечно.
- Почему тогда ваше общение не идёт дальше чисто профессиональных тем? Я уже неделю вижу, как вы с ней держитесь; вы ни разу не подняли ни одной темы, не касающейся медицины. Согласитесь, это странно. С красивой умной женщиной, даже совершенно незнакомой, всем хочется поговорить о чём-то ещё кроме капельниц и анализов! Так почему нет?