В родных местах - страница 30
Подойдя поближе, Семен отметил: двери, наличники и рамы сделаны грубо. «Легче будет торговаться».
Хозяин, пожилой, неопрятный мужик с жалкими глазами, был заметно глуп. Он все нахваливал огород — «вон какой большой» — и говорил, что в доме можно держать квартирантов.
— Уж страшно дорого просите, — грубовато сказала Пелагея Сергеевна. — Прямо шкуру дерете.
— Да уж не шибко чтоб, — растерянно отвечал хозяин.
— Как это не шибко? Что это за дом? Что за место? Ни ворот тебе, ни дровяника, никакого лешего. Все тяп-ляп. И сам дом, если уж по чести говорить, почти рухлядь.
— Ну уж это вы слишком.
— Чего там слишком?! Нижние-то бревна подгнили.
— Что вы, господи! — испугался хозяин. — И вовсе не подгнили.
Семен дивился: до чего же ловка его мамаша, ей соврать — раз плюнуть.
— От центра вон как далеко. Сын у меня на фанерном робит. Попробуй-ка туда добраться — часа как не бывало.
— Да что вы! И полчаса хватит.
— Кладбище это. Каждый день гляди на мертвецов…
— Они ж не встают, — хихикнул хозяин.
— На базар — на автобусе. Паршивых спичек купить потребовалось — тоже в автобус влезай. Тут и денег не напасешься.
— В поселок ходите, там есть магазины.
— Ну да, шлепай по грязи-то. Колонка бог знает где.
— Говорят, будто вскорости там вон установят колонку. Это через дом.
— Э-э, милай, говорят, в Москве кур доят.
Семену не нравился вызывающий тон матери и вообще вся ее игра, и он предложил:
— Давайте осмотрим комнаты.
Пелагея Сергеевна зло глянула на сына.
— Горницу и боковушку занимают квартиранты. Холостяки, — пояснил хозяин. — Тут вот за стенкой Щука.
— Что? — переспросила Пелагея Сергеевна.
— Фамилия такая. Ефим Константинович Щука. Хохол. А туда, через коридор, Старостина Елена Мироновна. Оба, кажись, дома. Все кроссворды решают.
— На пару? — полюбопытствовала Пелагея Сергеевна.
— Да что вы, хи-хи, он старик.
Хозяин постучал в одну из дверей, послышался добрый усталый женский голос: «Да-да», и они вошли в комнату, чистенькую, скромно обставленную — железная кровать, стол, два стула, шкафчик для белья. На столе и подоконнике стопки книг. За столом сидели корявый старик с дерзкими глазами и молодая женщина с бледным личиком, показавшаяся Семену испуганной. Они решали кроссворд.
— Врач, — хозяин указал на женщину, — а это — пенсионер.
Извинившись, Семен сказал, что они сейчас уйдут. Он заметил, как нервно вздрогнули и сухо поджались губы женщины, ее, конечно, оскорбляли частые смотрины и представление: «Врач… пенсионер…»
А старик был весел. Семен позднее узнал, что Щука вообще человек неунывающий.
— Продаете дом вместе с жильцами? — спросил Щука и повернулся к Семену. — Выдворять нас будете или соблаговолите оставить?
Пелагея Сергеевна резко ответила:
— Вот пог-ля-дим!
— Живите, — сказал Семен. — Мы еще с вами подружимся.
— Да уж какая дружба у работо… то бишь квартиродателя со своими подопечными. А выгонять нас действительно зачем? Валюта идет. Да и приятно все-таки, что под вашей кровлей находят приют бездомные грешники.
— Ничего приятного не вижу, — каким-то натужным голосом ответил Семен: он всегда, сам не знает почему, испытывал некоторую неловкость, скованность, разговаривая с незнакомыми.
Осмотрев дом, Земеровы стали рядиться.
— Дадим тыщу четыреста, — сказала Пелагея Сергеевна.
— Сколь? — переспросил хозяин.
— Тыщу четыреста. Больше дом не стоит.
— Тыщу четыреста? — охнул хозяин. — Да вы смеетесь?
— Я, дорогой, не в пример некоторым прочим, в смешки не играю. Тыщу четыреста, и ни копейки больше, — рубанула Пелагея Сергеевна рукой и подумала: «За две сговоримся».
— Да мне тысячу семьсот уже давали. Ей-богу, давали. Не верите? Да вы садитесь, куда торопитесь-то?
Но Пелагея Сергеевна и Семен не думали торопиться, они решили во что бы то ни стало «срезать цену» и сегодня же окончательно договориться о покупке.
В это время Елена Мироновна говорила Щуке:
— Противные какие все эти хозяйчики. Новый-то мне вовсе не понравился. Рожа мрачная, руки тяжелые.
— Да нет, знаете ли, в нем что-то есть. А вот старуха, та действительно не симпатична. — И Щука усмехнулся: — Не симпатична и как хозяюшка, и, главным образом, как женщина — страшно стара и тоща.