В родных местах - страница 54

У Прохора были гости — свояченица-горожанка с племянником лет двенадцати, такие же носатые, как и он.

Вошел молодой тихий чабан, помощник Зайцева.

— Свари-ка пельменей, — сказал Зайцев жене и повернулся к молодому чабану: — А ты, Митя, сходи за груздями.

Повернулся к Егору:

— У него вкуснейшие груздочки, я тебе скажу. Мастер грузди собирать. Люди проходят — не видят. А он ковырнет — и груздочек.

Снова повернулся к Мите:

— Ну, чего ты?!

Митя, сгорбившись, торопливо вышел.

У Прохора всегда спокойный, с легким нажимом, голос; жена и двое чабанов, находившихся под его началом, безропотно делают все, что он скажет. Не то чтобы трепещут перед ним, дрожат или пугаются, нет, но молчаливо признают его полную власть над собой. Егор давно заметил это, хотел поговорить с Зайцевым, но все откладывал: ведь не хамит, не ругается, голоса никогда не повысит. Так-то оно так, но все же есть что-то неприятное в его поведении: тихо, спокойно и небрежно повелевает… Этакий царек в хуторском масштабе.

«Может влиять на людей, — подумал о нем Егор. — Может! Своеобразный природный дар, которого нет, к примеру, у меня. Я обдумываю, как вести себя с человеком, что сказать. А он вот не думает».

Егор знал: Зайцев ничего не делает по дому, разве что во дворе, и это тоже не нравилось ему.

В доме была какая-то излишне тихая и тягостная обстановка. Или, может быть, Егору только так казалось. Бойко и непринужденно вел себя лишь мальчик, задававший Прохору один вопрос за другим, на которые тот отвечал кратко, с усмешкой.

— Я читал вот… что у всех животных свой характер. Это как?

— Характер? — переспросил Прохор.

— Ну как у людей. Дескать, один бойкий, другой не бойкий. Один злой, а другой добрый. Упрямые есть и всякие.

— Гм! Характеры тебе все. — Прохор добродушно улыбнулся. — Ну какой у овечки может быть характер? Овечка — овечка и есть. Только и знает себе: бббеее!

«Бббеее» у него получилось очень натурально, не отличишь от овцы.

— Овцы — дуры. Куда одна, туда и тысяча. Одна в пропасть и все за ней. Из людей-то большинство никаких характеров не имеют, куда их ведут, туда и они идут.

Он говорил что-то не то, путал, «темнил», но было ясно, собственно, не сейчас, а давно уже было ясно Егору, что Прохор не очень любит животных и, кажется, не очень любит людей, и сердце его где-то далеко-далеко, за десятью замками запрятано.

Может ли чабан, не любящий животных, «иметь хорошие производственные показатели»? Выходит, может, если он опытен и старателен.

Вспомнилось… На той неделе пришел Егор к отаре перед выгоном и слышит, как Митя, стоя к нему спиной и, конечно, не зная, что рядом с ним управляющий, разговаривает с овечками вполголоса: «Славные мои, хорошие, исти захотели».

В соседнем совхозе работает свинаркой двоюродная сестренка Егора. Та разговаривает с животными, будто с ребятишками, наставительно и ласково. Привезли ей однажды на откорм поросенка, совсем доходягу. Погладила: «Худыша ты, худыша!» Хлеба ему приносила, смотрела, чтобы другие поросята не отталкивали от кормушки. Выправился поросенок…

Ужин был обильный, с водкой. Захмелев, Прохор начал откровенничать, чего с ним прежде не бывало:

— Ты, Иваныч, меня устраиваешь как управляющий. И я, конечно, не хотел бы видеть на этом месте кого-то другого. Но давай начистоту… Ты любишь — начистоту? Так вот!.. Какого ты хрена торчишь тут? А еще инженер. Ведь ты инженер? Ну вот! И такая зарплатишка. Я вдвое больше тебя огребаю. Могу и втрое. А попробуй ты — шиш! Конечно, плохой чабан мало чего имеет. А хороший, да ежели хозяйство на уровне… О! — Он поднял вверх большой палец. — Ты не думай, что я такой… обогащением занимаюсь, в кубышку деньжонки прячу и все такое. Н-нет! Я не жадина. Конечно, есть у меня на сберкнижке кое-какая сумма. Но не в этом дело, да! Живу я широко, ем от пуза, пью, пока донышка не увижу. Что мне еще надо, все есть. И воздух здесь вон какой. В городах я не могу, там душегубка какая-то, дым, вонища.

Да, Прохор любил деревню, уединение, не в пример брату Михаилу, который не раз говорил: «Давно бы смотался в город, да вот с квартирой как. На частной жить не хочу».