Въ русскихъ и французскихъ тюрьмахъ - страница 14

арестантъ, помѣщалось пять. Въ двухъ польскихъ губерніяхъ и семи русскихъ количество арестантовъ было вдвое болѣе того, сколько позволяло кубическое измѣреніе пространства, сдѣланное по минимальному расчету на душу, а въ 11 губерніяхъ тоже переполненіе выражалось пропорціей 3 на 2[7]. Вслѣдствіе этого тифозная эпидемія была постоянной гостьей въ нѣкоторыхъ тюрьмахъ[8].

Чтобы дать понятіе о переполненіи русскихъ тюремъ, лучше всего будетъ привести нѣсколько выдержекъ изъ разсказа г-жи К. (урожденной Кутузовой), которой пришлось на себѣ испытать прелести русскаго тюремнаго режима и которая разсказала о нихъ въ русскомъ журналѣ «Общее Дѣло», издававшемся въ Женевѣ. Вина г-жи К. заключалась въ томъ, что она открыла школу для крестьянскихъ дѣтей, не испросивъ предварительно разрѣшенія Министра Народнаго Просвѣщенія. Въ виду того, что преступленіе ея не было уголовнаго характера и, кромѣ того, она была замужемъ за иностранцемъ, генералъ Гурко ограничился высылкой ея заграницу. Ниже я привожу ея описаніе путешествія отъ Петербурга до прусской границы; комментаріи къ ея словамъ излишни и я могу лишь подтвердить, въ свою очередь, что описаніе это, включая мельчайшія детали, вполнѣ согласно съ истиной.

«Я была», — говоритъ г-жа К. — выслана въ Вильно совмѣстно съ 50 другими арестантами, мужчинами и женщинами. Съ желѣзнодорожной станціи насъ препроводили въ тюрьму и держали въ продолженіи двухъ часовъ, поздней ночью, на тюремномъ дворѣ подъ проливнымъ дождемъ. Наконецъ, насъ загнали въ темный корридоръ и пересчитали. Два солдата схватили меня и начали обращаться со мной самымъ безстыднымъ образомъ; я, впрочемъ, была не единственной въ этомъ отношеніи, такъ какъ кругомъ, въ темнотѣ, слышались крики женщинъ. Послѣ многихъ проклятій и безобразной ругани былъ зажженъ огонь и я очутилась въ довольно обширной камерѣ, въ которой нельзя было сдѣлать шагу, чтобы не наткнуться на женщинъ, спавшихъ на полу. Двое женщинъ, занимавшихъ одну кровать, сжалились надо мной и пригласили прилечь къ нимъ… Проснувшись слѣдующимъ утромъ, я все еще не могла опомниться отъ сценъ, пережитыхъ наканунѣ; но арестантки, — убійцы и воровки — выказали такую доброту ко мнѣ, что я понемногу оправилась. На слѣдующій вечеръ насъ выгнали на повѣрку изъ тюрьмы и заставили строиться къ отправкѣ подъ проливнымъ дождемъ. Я не знаю, какъ мнѣ удалось избѣжать кулаковъ тюремныхъ надзирателей, такъ какъ арестанты плохо понимали, въ какомъ порядкѣ они должны выстроиться и эти эволюціи продѣлывались подъ градомъ кулаковъ и ругательствъ; на тѣхъ, которые заявляли, что ихъ не смѣютъ бить, надѣвались наручни, и ихъ въ такомъ видѣ посылали на станцію, — вопреки закону, согласно которому арестанты посылаются въ закрытыхъ тюремныхъ фурахъ безъ оковъ.

«По прибытіи въ Ковно, мы провели цѣлый день въ хожденіи изъ одного полицейскаго участка въ другой. Вечеромъ насъ отвели въ женскую тюрьму, гдѣ смотрительница ругалась съ старшимъ надзирателемъ, угрожая выбить ему зубы. Арестантки увѣряли меня, что она нерѣдко приводитъ въ исполненіе подобнаго рода угрозы… Здѣсь мнѣ пришлось провести цѣлую недѣлю среди воровокъ, убійцъ, и женщинъ, арестованныхъ „по ошибкѣ“. Несчастіе объединяетъ людей, поэтому каждая изъ насъ старалась облегчить жизнь другимъ; всѣ онѣ были очень добры ко мнѣ и всячески старались утѣшить меня. Наканунѣ я ничего не ѣла, такъ какъ арестанты въ день ихъ прибытія въ тюрьму не получаютъ пайка; я упала въ обморокъ отъ истощенія и арестантки накормили меня, выказавъ вообще необыкновенную доброту ко мнѣ. Тюремная надзирательница своеобразно выполняла свои обязанности: она ругалась такъ безстыдно, употребляя такія выраженія, какія рѣдкій мужчина рѣшится произнести даже въ пьяномъ видѣ… Послѣ недѣльнаго пребыванія въ Ковно, я была выслана пѣшимъ этапомъ въ слѣдующій городъ. Послѣ трехъ дней пути мы пришли въ Маріамполь; ноги мои были изранены и чулки пропитались кровью. Солдаты совѣтовали попросить, чтобы мнѣ дали подводу, но я предпочла физическую боль выслушиванію ругани и грязныхъ намековъ со стороны конвойнаго начальства. Несмотря на мое нежеланіе, солдаты повели меня къ конвойному офицеру, который заявилъ, что если я могла идти въ теченіи 3-хъ дней, то смогу идти и еще одинъ день. На слѣдующій день мы прибыли въ Волковыскъ, откуда насъ должны были выслать на прусскую границу. Я и еще пять арестантокъ были временно помѣщены въ пересыльную тюрьму. Женское отдѣленіе было полуразрушено и насъ посадили въ мужское… Я не знала, что мнѣ дѣлать, такъ какъ негдѣ было даже присѣсть, развѣ что на поразительно грязномъ полу; но на немъ не было даже соломы и вонь, поднявшаяся съ пола, немедленно вызвала у меня рвоту… Отхожее мѣсто было нѣчто вродѣ обширнаго пруда, черезъ который была перекинута полусломанная лѣстница; она сломалась окончательно подъ тяжестью одного изъ арестантовъ, попавшаго такимъ образомъ въ смрадную грязь. Увидавъ это отхожее мѣсто, я поняла причину омерзительной вони въ пересыльной тюрьмѣ: прудъ подходилъ подъ зданіе и полъ его былъ пропитанъ и насыщенъ экскрементами.