В русской деревне - страница 17

— А как обстоит дело с внешкольным образованием?

Он улыбнулся.

— Это тоже еще только будет. Все это только на бумаге. Таких курсов для взрослых много в городах, но и там это дело в самом начале. А здесь ничего такого нет.

Попрощавшись с школьным учителем, я пошел домой и по дороге встретил священника или «попа». Он устало шел по пыльной деревенской улице и нее на плече грабли. На нем была широкополая шляпа; в остальном он ничем не отличался от любого мирянина. Он был в длинном светлом пальто и в высоких сапогах. Он возвращался по окончании трудового дня со своего участка, который он, со времени революции, обрабатывает как и всякий другой крестьянин. Это был приветливый, радушный старик и ничем не отличался от крестьян.

Он был настолько добр, чти навестил меня потом в доме Емельянова. «В старое время, — сказал он, — на моих руках была единственная школа в деревне, и у меня было почти столько же учеников, сколько в теперешней школе. Но советской правительство не доверяет духовенству».

В своих религиозных взглядах он был довольно либерален. Емельянов объяснял это тем, что кругом жило много сектантов, а может быть, это можно объяснить также тем, что, как я уже упомянул, эти сектанты помогали обедневшим православным священникам. Он убеждал народ читать библию, хотя очень мало кто это делал, за исключением молокан.

Я спросил его, какого он мнения о Толстом. Он ответил с раздражением в голосе: «Не могу понять, почему о нем так много говорят. Ведь, о чем он писал, он просто взял из евангелия».

Интересно, что дочь священника была одним из членов весьма незначительной коммунистической группы в Озере. Она жила в Самаре, где изучала медицину.

Рассказывая о священнике, не могу не вспомнить об одном маленьком инциденте, имевшем место в церкви. Как-то утром, около 7 часов, я забрел в церковь, чтобы посмотреть, не происходит ли там что-нибудь. Происходили крестины ребенка; — обряд совершался в темном углу церкви. Когда обряд кончился, и мы стали протискиваться из церкви, стоявший около меня человек, несколько волнуясь, остановил меня и сунул мне в руку целую пачку бумажных рублей. Когда прошел первый момент удивления, я понял, что случилось. Это был крестный отец ребенка. Он принял меня за пономаря или кого-либо в том же роде, которому он хотел заплатить за обряд. Никогда до тех пор я не чувствовал так живо, как в этот момент, что все мы принадлежим к одной человеческой семье. «Достаточно одного прикосновения природы, и вес люди становятся братьями».

Мой «арест и заключение в тюрьму». — Нераспечатанное письмо. — Прощание с семьей Емельянова.

В одно воскресное утро я получил из Самарской «Чрезвычайной комиссии» составленный в решительной форме приказ вернуться в Самару. Милиционер из Пестрявки, где был телеграф и телефон, привез его в Озеро, действуя на основании инструкций, полученных из Самары. Только это и было. Тем не менее этот маленький инцидент положил начало сенсационной истории о моем «аресте и заключении в тюрьму», о большевистских жестокостях и вызвал даже обмен телеграммами между комиссариатом иностранных Дел в Москве и русской миссией в Лондоне. Поэтому я расскажу, как все это случилось.

Для этого я должен вернуться к более раннему периоду моего путешествия.

Я уже упомянул о тех затруднениях, которые мне пришлось преодолеть для осуществления моего плана проникновения в глубь страны. Советские власти разрешили нам спуститься вниз по Волге, и это им, конечно, стоило много хлопот, так как нам было предоставлено останавливаться где угодно. Нам был предоставлен пароход, хотя на нем, конечно, ехало много других пассажиров — разные должностные лица, инспектора и т. д. Но при этом совершенно не имелось в виду, что кто-либо из нас вздумает отправиться в глубь страны, да притом еще без всяких попутчиков. Что касается меня, некоторая подозрительность со стороны власти была простительна. Не только казалось мало понятным мое желание предпринять, трудное путешествие, чтобы увидеть страну, случилось еще, что тот район, в который меня тянуло, находился под особым военным наблюдением, так как он еще недавно был театром войны.