В рядах борцов - страница 12

Тут произошло нечто неожиданное. Всегда молчаливый и тихий чистильщик сапог вдруг вскочил и радостно закричал. Потом он выхватил из ящика две щетки — и звонкая дробь огласила тихую улицу.

— Долой! — кричал Джимми и колотил щетками по ящику. — Спасайся, скорпион! Да здравствует свобода!

Стук щеток, крики Джимми и лай собаки еще более усилили смятение Каридуса. С бешено бьющимся сердцем он вскочил на крыльцо своего дома и захлопнул за собой дверь.

На улице мальчики попрощались.

— До свиданья! — сказал Джимми.

— До свиданья! — ответил Тони. — Мы еще увидимся.

— Увидимся, — согласился Джимми. — Ты не пропадешь!

— Не пропаду! — ответил Тони.

Мальчики пожали друг другу руки, и Тони с Ниагарой двинулись в путь.

Они быстро прошли по мосту над рекой, где Тони когда-то должен был утопить собаку.

Потом пошли к лесу, темнеющему вдали при лунном свете.

Уже ночью они набрели на стог сена за лесом и переночевали в нем, а утром пошли дальше. Мальчик, худой и оборванный, и с ним большая желтая собака. Мальчик не знал, куда он идет, но был уверен, что не будет больше безропотно сносить обиды и притеснения.

Он будет бороться…

В холодные осенние утра Северное море бросает на английский берег потоки ливней. Ветер свистит между маленькими кирпичными домиками, дождь стучит по красным черепичным крышам. Малолюдно и тихо в мелких портах по восточному побережью в Зундерланде, Вестхартлпуле, Саутшильдсе. Никто не выходит на дождь.

Серые волны бьются о причалы. Дождь струями стекает с больших подъемных кранов, ржавеющих без дела. Капли барабанят по надстройкам груженных лесом пароходов, которые — один, редко два — стоят в порту; по мокрым бухтам канатов, по брезенту на спасательных шлюпках, по бортам. Вахтенный матрос в клеенчатом плаще прячется от дождя в проходе над машинным отделением и там курит свою трубку, поглядывая на волны свинцового цвета, на крытые железом портовые постройки и булыжную мостовую. Сторож на берегу сидит в своей будке с застекленной дверью, положив ноги на маленькую плитку с горячими углями.

Там, где кончается территория порта, возле дороги, прижавшись спинами к холодной стене пакгауза, сидят дети. Мальчики и девочки семи, восьми, десяти лет. Дождь поливает их маленькие фигурки, одетые в перешитые отцовские куртки, дырявые юбчонки, изъеденные молью кофты. Дождь хлещет по посиневшим от холода коленкам, по большим черным отцовским кепкам, блестящим от воды нечесаным волосам. Дети почти не замечают дождя. Они сидят нахохлившись, как воробьи, и смотрят на трапы пароходов, переброшенные с бортов на причал. Они ждут.

Как только на сходнях появляются моряки, идущие в город, дети выбегают им навстречу. Как стайка воробьев, они окружают шагающих вразвалку людей, танцуют и прыгают перед ними, кричат пронзительными голосами: «Пенни! Пенни! Пенни!»[1]

Иногда моряки бросают им монеты, дети подхватывают их на лету и снова бегут и кричат: «Пенни! Пенни! Пенни!» Так они провожают моряков до того места, где начинаются улицы и стоит полисмен. Просить в Соединенном Королевстве нельзя. Считается, что в Англии нет нищих.

Там, где булыжная мостовая сменяется гладким асфальтом, мальчики и девочки останавливаются. От моряков они больше ничего не получат: дети знают, — когда матросы возвращаются из города, у них не бывает денег. Если в порту стоят два или три парохода, — те, кто не получил ничего, снова идут к стене пакгауза ждать следующей команды. Если пароход только один, все бегут домой. Улица снова затихает, и только ветер свистит между кирпичными домиками и треплет веревки, протянутые для просушки белья.

Иногда детям ничего не перепадает. Ни у кого теперь нет лишних денег. Да и очень много таких ребят. В каждом английском порту раздается крик: «Пенни! Пенни! Пенни!»

Было уже светло, когда мать поднялась. Она оделась за занавеской, которая отделяла постель взрослых от всей комнаты, и подошла к кровати, где спали дети. Сын Питер уже ушел. Он работал в хлебном магазине в центре города — развозил по домам покупки на маленькой тележке. Винни еще спала.