В сердце и в памяти - страница 12

Дети продолжали посещать нас. Приносили еды и воды. Но сколько они могли принести для нас, семерых… Да и нужна была помощь врача. Гнили раны.

Ежедневно мы устраивали «проверку». Где-то к началу второй недели на обычной нашей перекличке не отозвались сразу двое. Не услышали мы их голоса и на следующий день.

Нам, оставшимся в живых, просто повезло, что штаб немецкой части простоял в Малиновке только две недели. Состояние у всех было тяжелое: нужна квалифицированная медицинская помощь.

Демидович слышал, что в лесу вроде снова объявился какой-то госпиталь. И он разыскал его. Рассказал про нас начальнику госпиталя майору медицинской службы Алексееву. «Везите», — разрешил майор.

Я поцеловал на прощание малышей, подарил на память свою пилотку, а чернокосой Кате, нашей славной «няне», почти месяц обстирывавшей нас, — наручные часы в золотом корпусе. Попросил Тимофея Никифоровича понадежнее зарыть мой командирский планшет, карты и некоторые документы.

Куда бы потом ни кидала меня война, не забывал о своих белорусских спасителях и все искал возможности снова встретиться с ними, еще раз сказать свое сердечное спасибо, помочь, если они нуждались в моей помощи. Но такая возможность представилась только в сентябре 1944 года.

Наша 47-я гвардейская Нижне-Днепровская Краснознаменная ордена Богдана Хмельницкого стрелковая дивизия стояла тогда на Магнушевском плацдарме, южнее Варшавы. Дивизией командовал генерал-майор С. У. Рахимов — первый узбекский генерал. Талантливый военачальник, простой в обращении с подчиненными, Сабир Умарович пользовался большим авторитетом в войсках. Когда в марте сорок пятого он погиб, по воле узбекского народа урна с его прахом была доставлена в Ташкент и захоронена в парке имени Кафанова. В канун 20-летия Победы Указом Президиума Верховного Совета СССР генералу Рахимову было присвоено звание Героя Советского Союза. Его именем названы один из районов Ташкента, десять колхозов, пять средних школ, три Дома культуры, тридцать улиц в городах Узбекистана. А судостроители Польши в память о Герое, погибшем за освобождение польских городов и селений, один из построенных ими танкеров назвали «Генерал Рахимов».

На Магнушевском плацдарме я был у Рахимова заместителем по тылу. Воспользовавшись тем, что на плацдарме относительное затишье, я обратился к генералу с просьбой помочь мне повидать Демидовичей. Отличавшийся большой сердечностью, Сабир Умарович внимательно выслушал меня и сказал:

— Как не помочь в таком деле! Пиши, полковник, рапорт на имя командующего, я буду ходатайствовать о десятидневном отпуске.

47-я гвардейская дивизия входила в состав 8-й гвардейской Сталинградской армии, которой командовал генерал-полковник В. И. Чуйков. Я подал на его имя рапорт с подробным изложением мотивов просьбы об отпуске, Рахимов написал на нем: «Ходатайствую».

Разрешение пришло быстро. Я стал собираться. Комдив посоветовал ехать на «полуторке», чтобы можно было захватить побольше муки и продуктов, кое-что из трофейного обмундирования. Намеревался я еще попытаться разыскать семью своего бывшего комдива генерал-лейтенанта Ф. А. Осташенко, Героя Советского Союза, с кем воевал под Сталинградом и на Северном Донце. Федор Афанасьевич уже командовал корпусом. Семья его, по слухам, жила в Бресте. Найти ее оказалось делом не легким. Я щедро поделился с Ольгой Михайловной Осташенко своими запасами, сообщил координаты ее мужа — три года не могли они наладить связи друг с другом.

До Бобруйска добрался без особых приключений. А чтобы доехать до Малиновки, на оставшиеся километры не хватило горючего. Что же делать? Еще не решив, что именно, зашел в столовую перекусить. И тут — неожиданная встреча.

— Товарищ полковник! Казачок наш! — с этими словами ко мне бросилась рыдающая женщина.

Это была наша докторша Мария. Как же она изменилась! Бывало, там, у Демидовичей, поражались силой ее воли. И вдруг — слезы…

От нее узнал печальную историю семьи Демидовичей. Кто-то донес немцам, что у Демидовичей скрывались раненые командиры. Фашисты схватили Тимофея Никифоровича и его старшую дочь. Потом Мария слышала, будто бы Малиновку немцы сожгли, а Демидовича и Катю повесили. Лукерья Родионовна с остальными дочерьми ушла в партизаны, а из леса вышла уже одна.