В шкуре бандита - страница 2

Они нужны мне, чтобы я не был похож на страдающего аутизмом, который слоняется по улицам города и бормочет себе под нос зарифмованную фразу, чтобы не забыть ее. Сейчас я работаю на стройке, как бродяга, ношу мешки и жду, когда наконец смогу жить за счет своего творчества.

Я вырос в более или менее спокойном квартале. Больше всего я ценил его разнообразие. Это здорово — жить в big meltingpot[1]. Рабочий квартал — здесь чемпионом не вырастешь.

Еще со мной тусуется Марко. Все называют его Маркусом — из-за сериала, который крутили по телеку года два назад. Он очень похож на главного героя: ожесточенный мафиози, который постоянно заводится без всякого повода. И так как он все время повторял:

— Меня зовут не Маркус, а Марко!

…это прозвище так с ним и осталось.

Он наполовину француз, наполовину тунисец с португальскими корнями. Но это тут совершенно ни при чем. Проблемы закрытых национальных сообществ, самоидентификации и интеграции — все это мыльный пузырь. Маркус это понимает, как и все наше поколение. Для многонациональных людей не существует никакого расизма.

— Никакого расизма, потому что все мы в одном и том же дерьме!!!

Однажды он прокричал это в лицо одному перепуганному фашисту, перед тем как расквасить ему челюсть. Честно признаться, он того заслужил.

Они стояли на платформе надземного метро. Маркус вежливо спросил у того парня:

— Простите, мсье, у вас не будет сигареты?

Я был там и помню все, как будто это было вчера: этот тип лет сорока в костюме, сухой и бледный, нервно бросил ему в лицо:

— Вот она, Африка, — одни попрошайки!

Он бы еще назвал его «ублюдком»! Чертова гремучая смесь! И тут: БАМ! Да-а, Марко — он такой. Ему немного надо, чтобы взорваться. Национальный фронт со своими вспышками отдыхает. Вообще-то он спокойный чувак, но стоит крови хлынуть в голову, как он взрывается. Один из тех, кто не может заткнуться и промолчать, когда проходятся по его национальности.

Моя полная противоположность. Легавые оскорбляют тебя, унижают, угрожают тебе? Пусть делают что хотят! Вот, что говорю я. Зато эти марионетки, вырядившиеся с головы до ног, не будут приходить к тебе домой, приставать с разговорами или штрафами за грубое обращение с полицейскими, не будут говорить, что за «удары и ранения, нанесенные сотруднику полиции» ты, мол, согласно уголовному кодексу, ответишь перед судом.

Я знаю, спасибо: судья едва ли позволит мне и слово вставить, она ничего и слышать не захочет. А полицейский в суде будет поджидать удобного момента, чтобы исподтишка злобно усмехнуться мне в лицо. Что ж, оскорбляйте меня! Какая разница? Потому что моя единственная радость — это свобода, а мое единственное оружие — это молчание… с невозмутимым лицом. Я много раз говорил об этом Маркусу, но у него не получается держать язык за зубами.

«Ну, ясен пень, что мне еще остается? Я у всех у них в печенках сижу. И они все об этом знают. Я рос среди цыган, как жареная сардина в томатном соусе, как свежая треска в пряностях, как удачный кускус, как кобра, которая опьяняет тебя и превращает в полного идиота. Мой чертов отчим долго вешал лапшу на уши моей матери и мне, пока она наконец не решила его кинуть. Это лучшее, что она могла сделать, иначе она бы окончательно засохла. Теперь каждый из нас пытается наладить свою жизнь в разных уголках Франции. Я пытаюсь склеить кусочки очерствевшего детства… Для меня не существует границ.

Жизнь показала мне свои препятствия, а все пережитое научило меня идти быстро, если, конечно, я знаю, куда иду. Поэтому меня уважают. Мне дают прозвища. Обо мне рассказывают легенды — иногда. Героические и частенько развратные легенды. Таким меня видят здесь. Большие и маленькие. Герой без всякой совести, герой, для которого не существует ни страха, ни закона. Жизнь — стерва, у нее нет времени на всякие там нежности. Играть роль Карнала в ее утонченной поэзии — нет уж, спасибо! Я хочу противостоять жизни. Я хочу то, что принадлежит мне по праву, и никто не пойдет искать это для меня».

Когда Маркус так нам говорит, мы все его слушаем. Всю его злость… все его безумие. Вся штука в том, что ты знаешь — это плохо, но все равно слушаешь и восхищаешься вопреки самому себе. Это как уставиться на «Славных парней» или «Крестного отца». Знаешь ведь, что это последняя мразь, и все равно любуешься этим типом, его поступками, его манерой говорить…