В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года - страница 18

. За этот обман я получил двойную порцию. Привыкши дома к баловству и нежному уходу, я в хедере был так терроризирован, что ничего не воспринимал из преподаваемой «науки». Когда мать стала замечать, что я потерял прежнюю резвость и побледнел, она стала просить меламеда, чтобы он обращался со мною помягче, но меламед заявил, что со мною он должен работать больше, чем с другими детьми, так как я мальчик совершенно тупой. Дай бог, сказал он, чтобы можно было научить его грамоте, чтобы он не остался совершенно «гам-уурец» (мужиком). Такая перспектива очень опечалила мать. Но вот однажды, собираясь меня выкупать, она увидела, что всё моё тело покрыто синяками. С этим она уже не могла мириться, и я был взят из хедера. К счастью, тогда открылся реформированный хедер, который, в отличие от обыкновенного, назывался уже пансионом, а заведующий назывался не меламедом, а учителем. Здесь был совершенно иной режим, учитель меня полюбил, и я ожил. Он вскоре заявил матери, что у меня хорошие способности, чем несказанно её обрадовал. Когда мне минуло 8 лет, дед определил меня в Казённое еврейское училище 1-го разряда (низшее).

Это событие как будто не представляет никакого общественного интереса, но тогда оно вызвало огромную сенсацию среди моих ортодоксальных родственников. Как, говорили: Лейбце Эфрусси, старейший представитель родовитой фамилии, шурин знаменитого раввина Шулим-Нусима Маргулиса и дядя «восходящей звезды» рабби13 Иойзипа Эфрусси, отдаёт находящегося на его попечении внука в казённую школу, начальником которой состоит христианин (до 1862 года смотрителем казённого еврейского училища мог быть только христианин) и воспитателями какие-то неведомые пришельцы, хотя и называющие себя евреями, но в действительности такие же гои, как их начальник; отдаёт в школу, созданную ненавистным царём Николаем для того, чтобы оторвать еврейских детей от их религии и выкрестить их. Но дед остался непреклонен, и я поступил в училище.

Ещё в детстве меня интересовал вопрос: почему евреи относятся к царю Николаю так враждебно. Но ответ на этот вопрос стал для меня ясен лишь впоследствии. Деспотизм Николая, его ложная внутренняя и внешняя политика, доведшая Россию до жестокой войны, поражения армии и позорного мира, в предвидении которого этот гордый деспот лишил себя жизни, всё это мало интересовало широкие массы еврейского населения. Погружённым в мрак невежества и в повседневную заботу о куске насущного хлеба, им было не до политики.

А повальное взяточничество было даже на руку единичным дельцам, подрядчикам, поставщикам и откупщикам, которым при этих условиях было легче обделывать свои дела14. Причины ненависти к Николаю были иные, и на первом плане воинская повинность, или, как тогда говорили, – рекрутчина.

До Николая евреи в России отбывали эту рекрутчину не натурой, а налогом, причём евреи, как мещане, так и купцы, платили налог, одинаковый с купцами христианами. Официальным мотивом освобождения евреев от натуральной воинской повинности было то, что она противоречит требованиям еврейской религии, а действительным – соображения фискальные. Как ни было трудно еврейскому населению при его бедственном материальном положении выплачивать этот крупный налог, оно смотрело на освобождение от страшной рекрутчины как на великую льготу.

Но вот воцарился Николай, и уже в 1826 году последовал указ о привлечении евреев к отбыванию воинской повинности натурою. Принципиально против этого ничего нельзя было иметь. Но в действительности рекрутчина была для евреев ужаснейшим ударом.

Рекрутчина того времени была чрезвычайно тяжела для всего населения, так как продолжалась 25 лет и протекала при ужасных условиях; особенно они были тяжелы для евреев в силу своеобразных условий их жизни.

Евреи женились очень рано, и почти все кандидаты в солдаты были люди семейные, жившие изо дня в день15. Привлечение их на военную службу обрекало их семьи на голодную смерть. Евреи бывали часто свидетелями жестоких публичных наказаний солдат (шпицрутены, прогон сквозь строй и т. п.).