В стороне от большого света - страница 27

Так как ярмарка продолжалась почти целую неделю, то тетушка и распределяла кому в какой день идти, чтоб не остаться без прислуги. Федосья Петровна с горничными также ходила за десять верст пешком смотреть на толпу и себя показать. Никакая погода, никакая слякоть не останавливали этих добрых людей.

Немало рассказывала мне тетушка романических происшествий, случавшихся в прежнее время на ярмарке; живо описывала тогдашнюю жизнь, богатое соседство, пиры и веселье, царствовавшее на них, и нередко заставляла меня сожалеть, что я живу в иное, скучное время.

— Да, Генечка, мой друг, — говорила она, — в мое время было не то: бывало, накануне 27-го числа съедемся мы все к сестрице Прасковье Васильевне…

— Разве она вам сестра, тетушка?

— А как же? покойнику батюшке троюродная племянница. Дом у нее огромный, двухэтажный, каменный и всего в трех верстах от Ивановского. У нее была и музыка своя. Гостей наедет человек сорок; погостят денек, ночуют; на другой день кто-нибудь из гостей зовет всех к себе; на третий тоже кто-нибудь зовет, да так почти у всех соседей придется перебывать; так целым обществом и разъезжаем, справляем годовые визиты.

— Да где же вы все помещались, тетушка? Ведь не у всех такие большие дома, как у Прасковьи Васильевны.

— Э, мой друг, в старину были не причудливы; все, бывало, барышни и дамы улягутся на пол вповалку, где придется ночевать, накладут перин, подушек целые горы — смеху-то сколько, проказ-то сколько! мужчины — кто на сеновале, кто в саду. Помнишь, Катенька, как мы с тобой гащивали у дядюшки Антона Иваныча? — обратилась она к соседке,

— Как не помнить, родная! — отвечала та, поднимая от работы свое доброе морщинистое лицо. — Еще тогда влюбился в вас Николай Александрыч. А уж ведь как недурны вы были, родная! Как теперь гляжу, в желтом платье — косы-то тогда высоко носили и локончики, — ну прелесть!

— Все-то прошло, мой друг! Вот теперь какие мы с тобой красавицы стали.

— Что делать, родная, — молодое растет, старое стареется, — заключила шестидесятилетняя Катенька, прежняя тетушкина подруга молодости и верный друг при старости, добрейшее создание, жившее всего в версте от нас в маленьком деревянном домике, при котором в особой избе помещалась вся ее вотчина, состоявшая из двух семейств.

Катерина Никитишна редкий день не была у нас, а иногда и гостила по целым неделям. Как часто встречала я ее летом за воротами двора, бредущую к нам с посошком в руках, повязанную пестрым платочком в будни и в белом чепце по воскресеньям. В воскресенье она до обедни всегда заходила к нам; Марья Ивановна с Лизой, одетые по-праздничному, тоже являлись и вместе отправлялись для сокращения пути через сад, покрытый утреннею росою, в церковь.

Тетушка бывала у обедни только в большие праздники; тогда закладывались старинные дрожки с фартуками, называемые архиерейскими, на которые и мы с Лизой усаживались и сопровождали тетушку.

Нам с Лизой запала в голову дерзкая мысль съездить на ярмарку. Для этого я сочла необходимым предварительно осведомиться о состоянии тетушкиных экипажей у бывшего лейб-кучера дедушки Карпа Иваныча, супруга Федосьи Петровны, бодрого плечистого старика с седою бородой, нахмуренными седыми же бровями, придававшими ему суровый вид, что, однако, не мешало ему быть очень добрым человеком.

Я нашла Карпа Иваныча у конюшни; он нес корзину с овсом.

— Здравствуй, Карп Иваныч!

— Здравствуйте, матушка Евгения Александровна!

— А что, Карп Иваныч, можно ехать в нашей линейке?

— Ведь куда ехать, сударыня? до церкви-то, может, доедет.

— Нет, этак верст за десять?

— Ну, нет, сударыня, плоховата! ведь с кончины покойного дедушки она так и стоит не починена, и колеса-то, того и гляди на полверсте рассыплются… Вы изволите знать, какая езда у тетеньки, — только в церковь Божью, так туда на дрожках завсегда.

— Ах, Боже мой! как же быть, Карп Иваныч? нам бы на ярмарку хотелось…

— Так что же, сударыня, прикажите коляску осмотреть, в ней можно ехать; почистить ее да посмазать — коляска четырехместная, прекрасная… даром что старинная, а и новым не уступит… Настоящая аглицкая.