В стороне от большого света - страница 45
— Забудь, забудь для меня всех! Завеса спала с глаз моих.
— Это дружба? — сказала я, освободясь от него и с полным негодованием посмотрев ему в лицо, но тотчас же опустила глаза, потому что он был страшен в эту минуту.
— А вы что же изволили подумать? — сурово сказал он.
— Я подумала, что вы не так неразгаданны, как многие это воображают.
— Вы меня поддразниваете? — сказал он мрачно. — Не обожгитесь.
— А вы? вы мало дразнили меня. Теперь моя очередь.
— Что вы сказали? и голос его зазвучал неописанным гневом. — Вы девочка, которая еще не умеет ни жить, ни понимать людей умнее себя! Прощайте, Евгения Александровна! вы никогда уже более не появитесь в области моей дружбы. Вам угодно было порвать струну, которая привязывала меня к вам.
— Струна эта звучала не в лад, — сказала я смело.
Он взял шляпу и, крикнув: "Прощай, Татьяна!" — вышел.
— Он уехал? Артемий Никифорыч уехал? — кричала Анфиса Павловна, выставляя из-за желтой драпировки свою остроконечную физиономию.
— Кажется, уехал.
— А, вы здесь, душечка! что же это, отчего он так скоро уехал?
— Не знаю.
— Как же это он и вам, любимице-то своей, не сказал?
— Не знаю.
— Ах, ведь, впрочем, он престранный, преоригинальный человек!
— Анфиса Павловна! тебе сдавать, — крикнула Татьяна Петровна.
— Вы уж, душечка, не поссорились ли с ним? Ведь вы еще молоды, неопытны; с такими людьми надо уметь да и уметь обращаться.
— Вас тетушка зовет, Анфиса Павловна.
Она ушла, бросив любопытный взгляд и оставя меня еще под гнетом тягостного впечатления.
Грустно, больно мне было сделаться игрушкою странной мистификации и найти неожиданно врага под личиною друга. Жизнь пугала меня, будущность представлялась в тусклом и обманчивом мерцании. Ладья едва отплыла от берега, а уж море, дотоле светлое и покойное, начало волноваться…
— Вот чудак! — говорила Татьяна Петровна, узнав на другой день о внезапном отъезде Тарханова из города. — Уехал не простясь! Впрочем, он часто так делает. Уж не от него ли? — прибавила она, принимая письмо от вошедшего человека. — Ах нет, это от сестрицы, Генечка! вот и к тебе.
"Сокровище мое, ненаглядная Генечка! — писала мне тетушка. Желаю знать о твоем здоровье. Сердце мое ведает только, как тягостна разлука с тобою. С нетерпением ожидаю радостного свидания и надеюсь на милосердие Царицы Небесной, что Она не лишит меня этого утешения на старости лет моих. Желаю быть тебе здоровой и помнить твою старую тетку. Прощай, ангел мой! целую тебя несчетное число раз. Я последнее время стала что-то прихварывать, но ты не беспокойся, это скоро пройдет. Да будет над тобой Божеское благословение, и мое, и проч.
P.S. Скворец твой жив и здоров, я сама смотрю за ним".
Почерк был заметно слабее обыкновенного, что повергло меня в большое беспокойство насчет здоровья тетушки.
— Нечего делать, Генечка, — сказала мне Татьяна Петровна, — тебе надо ехать: сестрица пишет, что нездорова и что очень желает тебя видеть.
И сердце мое сладостно забилось при мысли о возвращении в родной угол. Ясно рисовались мне тихие картины моего недавнего детства, тем более отрадного, что душою уже начинала овладевать какая-то преждевременная, нравственная усталость. В эти три месяца моего гощенья у Татьяны Петровны я будто пережила целые длинные годы.
— Что, Евгения Александровна, скоро ли домой-то? — спрашивала меня вечером Дуняша.
— А хочется тебе домой?
— Ой, да как еще хочется! хоть бы, кажется, одним глазком на батюшку с матушкой взглянула. Да и что здесь? — все не так, как у нас. Девицы-то здешние только бы пересмеять да за воротами повертеться. Вы, говорят, с барышней-то деревенщины. Одна Степанида Ивановна поласковее, и видно, что с нашей стороны. А как эта Анфиса Павловна, точно змея шипит. Этта вышла в девичью, да и ну судить да рядить об вас… Она и гордая-то, говорит, и думает-то о себе невесть что!.. она, говорит, — да вы, барышня, не рассердитесь — все с Тархановым кокетничает. Ей-Богу-с! так и говорит. Уж Степанида Ивановна напустилась на нее: стыдитесь, говорит, Анфиса Павловна! что еще она понимает? где такому птенчику кокетничать? Вы, говорит, по себе, видно, судите. Она, говорит, с ним кататься ездила да к нему заезжала. Так что же, говорит Степанида Ивановна, отчего и не покататься; вы и постарее, да, чай, бы не отказались… А я говорю, они, мол, сударыня, не тайком ездили, про то и Татьяна Петровна знают. Не тайком, говорит, да все не хорошо. А Степанида Ивановна ей: полноте, полноте! Она и пошла вон, как не солоно хлебала. Ох, привел бы Господь до дому-то добраться!