В танце жизни - страница 16

стр.

— Да, он требовательный, — согласилась я, — но справедливый. И он научил меня главному — не поддаваться унынию, преодолевать трудности, не признавать поражение, всегда стремится к победе.

— Э-э-э, детка, какие твои годы? Хорошо если так, но только жизнь покажет, действительно ли ты этому научилась, — скептически заметил Ювизэль.

— Лучше бы сделать так, чтобы не пришлось это проверять, — решительно отозвался Кирсатэль, с какой-то тревогой за меня и заботой, от которой в моей груди растеклось приятное тепло.

Один раз, мы, гуляя по Парку, случайно столкнулись с Алинаэль, сестрой Александрэля, и нашей Королевой. Мы с Алинаэль радостно бросились друг другу навстречу и, обнявшись, заговорили о семейных новостях, сговариваясь увидеться в ближайшие дни, в доме Еваниэли. Парни с какой-то удивленной оторопью наблюдали за нашим неформальным общением и нетипичной близостью между членами одного рода.

Когда Алинаэль, простившись со мной и кивнув парням, ушла, холодок недоверчивого сомнения зародился во мне. Королева есть Королева. Мое родство с ней и близость, невольно, хоть и незаслуженно, осеняют меня аурой избранности. Не хотелось, чтобы это повлияло на искренность моих отношений с парнями. Как они отнесутся к увиденному, ясно показавшему, как широки и крепки семейные узы в нашем роду, что у эльфов считается варварством. Не будут ли они теперь со мной иронично вежливы или, не дай Небеса, подобострастны? Несколько дней я настороженно приглядывалась к ним. Но в поведении обоих парней и в их отношении ко мне ничего не изменилось, что еще больше укрепило мое к ним расположение.

Но на эти развлечения и общение времени у меня было не так много. Возвращаясь домой после этих прогулок, я сразу же должна накормить своего ящера и коротко выгулять. А потом, в самые жаркие часы сиесты, нужно помочь Эли по дому, пересказывая при этом, как прошел день в Академии, или же, можно поваляться на диване, почитав книгу или «Вестник».

Непременно, через день, после сиесты, я всегда спешу с Михасом на уроки танца. Когда-то, еще в детстве, эти занятия были взаимной уступкой. Мы договорились с Михасом, что я даю согласие быть его партнершей по парным танцам, а он в свою очередь помогает мне растить и тренировать моего ящера.

Это решение, заниматься танцами, встретило активное одобрение и поддержку наших родителей, охотно согласившихся оплачивать эти уроки. Когда мы с Михасом только начали посещать уроки танца, я, случайно, подслушала разговор Александрэля с Михасом:

— Эмоции, испытываемые под влиянием музыки, движения тел, взаимных прикосновений, неизбежных в парном танце, рождают и усиливают влечение к партнеру. Поэтому предупреждаю, если позволишь что-то такое в отношении моей девочки, оторву все твое мужское имущество.

Это был первый и последний раз, когда мне было так стыдно за отца. Ведь Михас совсем не такой! Он относится ко мне по-другому, он мой друг! Хотя, гораздо позже, иногда, совместный танец пробуждал во мне что-то, что я не могу выразить словами. Вызывал томление, учащенное дыхание, сердцебиение. И заставлял остро ощущать, что Михас мужчина, а я женщина, что мы разные, но, обмениваясь эмоциями мы, как бы, заряжаем энергией и дополняем друг друга.

Наверное, именно из-за этого ощущения, и был в наших воспоминаниях один момент, когда мы сделали такое, что точно не понравилось бы моему отцу.

— Умеешь целоваться? — неожиданно, как-то спросил меня Михас по окончании танца, продолжая обнимать за талию.

— Нет, — удивилась я вопросу. — А ты? — в свою очередь не удержалась я от любопытства.

— Ага, научился на днях. Хочешь, и тебя научу?

— Конечно, хочу, — обрадовалась я. Наверняка, когда-нибудь, пригодится и это умение.

Михас прижал меня крепко к себе всем телом, и у меня возникло неприятное чувство, что я в ловушке. Но я не стала отстраняться, а замерла, откинув голову назад и чуть вытянув вперед губы, в ожидании, что последует дальше. Михас, ссутулившись, опустил голову и коснулся моих губ своими, сухими, твердыми и теплыми. Это не произвело на меня большого впечатления. Но дальше, его мокрый кончик языка стал раздвигать мои губы и зубы, стремясь попасть мне в рот. Мне стало одновременно и неприятно, и смешно. Разве целуются так? Я, уперевшись ему в грудь руками, попыталась отстраниться, одновременно растягивая свои губы в неудержимой, глупой улыбке.