В тени шелковицы - страница 10

Каждое высказывание оратора завершают аплодисменты, зал вздрагивает от взрывов восторга. Опьяненный таким приемом, оратор повышает голос, слушатели возбужденно вскакивают, скандируют лозунги, поют торжественный гимн.

Пани Эма, скованная ужасом, наблюдает через открытую дверь. Ее опасения принимают все более отчетливую форму. Приобретенная за века осмотрительность подсказывает корчмарке быть начеку: худые времена наступают. Всегда и во все поры такое начиналось безумием толпы…

Корчмарка торопливо собирает выручку и скрывается из распивочной на кухню; отдавая себе отчет в бессмысленности своего поступка, она запирает за собой дверь на ключ.

Ре́чный первоначально хотел строить дом, как и все, на участке за глоговой рощей, но ему помешала болезнь жены. Она подолгу недомогала и прежде, а после переезда сюда состояние ее сильно ухудшилось. Врачи рекомендовали вернуться назад в горы, и Речный почти примирился с этой мыслью. Свой надел он уступил зятю Йонаша: тот собирался отделиться от тестя. А Речный, еще не решившись окончательно уехать с южных земель, пока что жил с семьей в имении.

Но еще до наступления весны жене неожиданно полегчало, и она сама уговорила мужа не трогаться с места, на что он с радостью согласился.

Как раз тогда вдова Фаркаша продавала полоску запущенной, поросшей терновником и бурьяном земли между шоссе и глоговой рощей, на юго-запад от дороги, что вела мимо криницы к рощице.

В лугах, поодаль от дороги, еще до осени появилась усадьба Речного — дом с постройками.

Лицом к роще стоял милый белый домик, справа от него, напротив шоссе, замыкая просторный двор, — амбар, хлев и конюшня.

В последующие годы Речный разбил возле дома сад и все огородил забором из деревянных планок.

Весной, когда они еще только начали строиться, Речный подумал, что не худо было бы завести пчел. Жалость-то какая — сколько меду пропадает зря, думал он всякий раз, вдыхая одуряющий запах цветущих акаций.

На третий год жизни на новом месте он осуществил намерение и пчеловодство настолько его захватило, что он ежегодно увеличивал свою пасеку. Не раз даже задумывался — а не распроститься ли с тяжким крестьянским трудом, не заняться ли исключительно пчеловодством? У него не хватало духу вслух высказать эти еретические думы, но жена как-то догадалась сама, что не дает ему покоя, и предостерегала от подобного шага.

— Не блажи, Ондрей, земля она и есть земля, что бы ни случилось — ты будешь стоять на ней обеими ногами, и уж что-нибудь да уродится на ней. А на пчел полагаться никак нельзя, они не улетят — так погибнут, а случится весна холодная либо лето дождливое, вместо того чтобы медом торговать, ты еще сам будешь их подкармливать, — увещевала его жена, и он в конце концов раздумал, хотя окончательное решение долго откладывал.

Однако пчел не забросил, правда, пасеку, устроенную в конце поля под самой рощей, больше не расширял. Его ульи, выкрашенные красным, зеленым и желтым, издалека светились свежими красками, привлекая взгляды путников, даже тех, что ехали по шоссе.

Речный строил дом сам, своими руками, но на некоторые работы ему нужны были и помощники, и он нанимал местных старожилов. Чаще других ходил к нему сосед Имро. Привыкнув к нему, Речный других помощников уже и не звал.

В конце зимы Имрих Бенё женился, а поскольку ни он, ни жена достатком похвастать не могли, каждая крона, заработанная Имрихом у Речного, была молодоженам очень кстати.

Мария выросла в поселке над рекой, на берегу ее главного русла. Когда-то это был рыбацкий поселок, но в пору Марииного детства рыба стала лишь дополнительным подспорьем в хозяйстве. Кроме двух-трех чудаков, которые упрямо занимались рыболовством, терпя все большую нужду, остальные жители с ранней весны нанимались на полевые работы к богатым мужикам, в имения, к еврею, а то и отправлялись искать счастья по белу свету. К зиме они возвращались домой, чтобы, перебиваясь с хлеба на воду, вместе с семьями дожидаться весны.

В Леле престольный праздник издавна приходился на последнее августовское воскресенье. От поселка до Леля напрямик вдоль мертвого рукава реки было недалеко, всего два километра. Мария ходила сюда с подружками на гулянье — поглазеть на карусель, на тир, на шатры торговцев медовыми пряниками. А вечером, когда в саду у Рундеса начинала играть музыка и пары танцевали, заглядывала через забор, смеялась вместе с остальными девчонками, замирая от сладостного ожидания, и вот однажды заметила на себе взгляд какого-то парня.