В тени шелковицы - страница 13

стр.

— Куда же?

Иолана усмехнулась, улыбнулся и муж и нарочно помолчал, оттягивая ответ, а насладившись изумлением молодой пары, пояснил:

— Мы переселяемся в имение, я получил место батрака от нового управляющего.

— Нам дадут комнату и кухню, будем за свиноматками ходить, — перебила его Иолана.

— Мне повезло, желающих было много, уж и не знаю, кого благодарить за такое счастье, — чистосердечно признался Штефан.

— Желаю тебе счастья, вправду желаю! — воскликнул Имрих.

— И я рада, что вам повезло, — открыто улыбнулась Мария.

— Какая бы ни была плата, все ж лучше, чем ничего. А главное — получаешь ее постоянно, это мне больше всего нравится, — радостно сообщила Иолана.

— И то правда, у меня постоянного заработка сроду не было, думаю, теперь мы лучше заживем, — сказал Штефан.

Все умолкли. Со двора на кухню доносился крик детей. Младшая девочка жалобно плакала.

Иолана встала, подошла к дверям и прикрикнула на сына:

— Чего она орет? Смотри, чтоб куда не залезла, и поиграй с ней.

— Только нам и о другом надо договориться, — продолжал Штефан, как только Иолана снова села на лавку. — Надо нам оформить имущественные права на эту хату.

— Как это оформить? — спросил Имрих.

— Вам останется хата и огород, мы тут жить не будем, — сказал Штефан.

— Теперь нам это ни к чему, — веско произнесла Иолана.

— Все пускай остается вам, Иоланину долго перепишем у нотара[5] на вас, вы нам за нее выплатите, — пояснил наконец Штефан.

— Выплатим? Чем же? — стиснул Имрих поднятые ладони.

— Деньгами, — пояснила ему сестра. — Наличными, все как следует, у нотара.

— Где ж мы их возьмем?

— Не притворяйся, будто у тебя ничего нет. Ты на сахарозаводе заработал до женитьбы и отложил, у Речного прирабатывал, да и теперь когда-никогда ходишь ему подсоблять.

— Думаешь, этого невесть сколько наберется?

— Сколько-нисколько будет, — протянула Иолана. — Остальное разделим, понадобится нам в имении и утварь и так кое-что, — улыбнулась она.

— Дашь, сколько у тебя есть, — предложил Штефан. — Я не пес какой, много не прошу, мне не надо, чтоб ты шел выпрашивать у еврея под проценты.

— У меня ничего не останется, как мы жить сможем? Мало ли что случится — неурожай, болезнь, с голоду помрем! — разозлился Имро.

— У вас будет дом и земля, — стоял на своем Штефан.

— Хату чинить надо, крыша на голову валится. Материалу без денег не дадут ведь. Покамест чего снова накоплю, стены нас привалят.

— Не хнычь, Имро, какие надо дыры — сам зачинишь. А что за материал ты собираешься покупать? Кирпичей наделаешь в ямах, тебе ни гроша стоить не будут, — убеждал Штефан шурина.

Тут Мария, все это время молча слушавшая их, тихо сказала:

— Ладно, будь по-вашему, — и улыбнулась мужу, который посмотрел на нее с удивлением. — Заживем спокойно и выкрутимся как-нибудь, — добавила она, мечтательно уставившись в окно.

— Ну вот и договорились! — обрадовался Штефан.

Когда они с Иоланой отошли от стола, Мария ненадолго осталась с мужем одна. Не успел он на нее накинуться с упреками — чего, мол, она лезет в его дела, следующая ее фраза заставила его замолчать:

— Угомонись, нам понадобится больше места, скоро к нам аист залетит.

9

Имрих шел вдоль штакетника, а дойдя до дощатых ворот, которые год назад помогал Речному навешивать, остановился. Остановился и заглянул поверх них. Все спали, в глубине двора неясно вырисовывались в темноте стены хлева.

Значит, и пес дремлет, подумал Имрих, не видя и не слыша его. Но он зря возводил напраслину, потому что Гектор тут же подошел к ограде, вертя хвостом, и стал прохаживаться по другую сторону ее, с любопытством оглядывая человека, который посреди ночи пялится на имущество его хозяина.

Узнал меня, даже не ворчит, подумал Имро и тихонько окликнул собаку.

Гектор заскулил, высунул язык и, передними лапами опершись на ограду, глядел, словно ожидая подачки.

— Ничего у меня нет, принесу в другой раз, — пообещал ему Имрих, и собака, словно поняв, опустилась на землю и отбежала к хлеву.

Имрих пошел дальше.

Короткая остановка перед хутором Речного навела его на мысли, весьма удаленные от нынешних дней.

События декабрьской ночи много лет назад всплыли в памяти, наполнив душу Имро грустью. Давно, казалось, забытое отозвалось тихой болью.