В тени шелковицы - страница 15

Он снова побежал в поселок. Снегу прибывало, он валил все плотнее, местами ноги Имриха увязали по щиколотку. Еще и ветер поднялся.

Он направился прямиком к Фаркашке, у нее одной во всем поселке была пара лошадей, и забарабанил а дверь. За дверью раздалось шлепанье ног, замигал огонек фонаря и послышался голос старенького Белы, спокон веку служившего у вдовы.

— Кто там?

— Я, Имро Бенё, — закричал он.

Двери отворились, и Имрих объяснил, зачем пришел.

Бела пожал плечами, указывая на соседние двери. Но Фаркашка уже стояла на пороге и сонно смотрела — что за непогода на дворе.

— Мне нужны лошади, жена кровью исходит, — повторил он.

— Не могу, лошади устали, — сказала женщина.

— Я заплачу. — Он вытащил из кармана деньги.

— Говорю же, не дам — кони до позднего вечера возили дрова из рощи.

Он уперся в косяк, боясь, что Фаркашка захлопнет двери перед его носом, и упрямо повторил:

— Бабка послала меня за телегой, через полчаса может быть поздно. Я хорошо заплачу, у меня есть деньги, и Беле заплачу за беспокойство. Дай лошадей, хозяйка…

— Говорят тебе — не могу. Ступай еще куда, не нужны мне твои деньги. Погляди, что творится на дворе, я еще не спятила давать лошадей в этакое ненастье. Оставь меня в покое!

Имрих отступил от дверей, и они с треском захлопнулись.

Что делать, что делать, лихорадочно соображал он. Бежать в имение к шурину? Разбудить управляющего, он поможет… Нет, пока он туда доберется, еще полчаса пройдет, не меньше, нету у него столько времени. Попробую у колонистов… должны же они мне помочь, решил он и направился назад к кринице.

У Речных еще горел свет. Он вошел во двор и, не останавливаясь в дверях, ворвался прямо на кухню.

Речный сидел за столом, чинил хомут.

Он поднял взгляд на Имро и сразу понял, что дело плохо.

— Рудо, вставай, — окликнул он старшего сына, спавшего в комнате за стенкой. — Иди запрягай, поедешь с Имро в больницу.

Марию довезли живой. Ребенок был уже мертв. Девочка.

— Она потеряла много крови, если б вы привезли ее раньше, может, и удалось бы спасти, — упрекнул его доктор.

Мария умерла под утро.

Восемь лет прожил Имрих один как пустынник. И тут его околдовала Гильда, разбитная девка из деревни. О Гильде говорили всякое, и все же он женился на ней, хотя многие удерживали его от этого шага.

Не зажигая лампы, Имро на ощупь раздевается в потемках на кухне. Одежду складывает на лавку; подойдя к дверям, осторожно открывает их и на цыпочках входит в комнату.

Потихоньку ложится. Жену ему не видно, он не слышит ее дыхания, но знает — она тут, рядом. Он ощущает запах ее молодого тела. Этот запах пробивается даже из-под перины, в которую закуталась жена.

Гильда не спит, выскользнув из перины, прижимается к мужу, впивается в его губы, и он с нетерпением обнимает ее. Начинается обычная игра, которая им еще не докучила, а возбуждает, захватывает, сжигает обоих.

Вот уже два года длится счастье Имриха, точнее — два года и несколько недель. Да, надо присчитать и эти недели, надо присчитать и все дни. Ведь каждый из них кончается вечером, и по вечерам белая постель заставляет забыть повседневные хлопоты.

Позапрошлое лето выдалось удивительно удачным. Кукуруза созрела раньше обычного, а поскольку весной выпало достаточно дождей и поздних заморозков вообще не было, урожай кукурузы обещал быть на редкость богатым.

Еще не пришла пора уборки, а управляющий уже стал набирать работников на жатву. Помещик опасался затяжных дождей — размокли бы поля и он лишился бы части рекордного урожая.

Штефан по-прежнему жил тогда еще в имении, он попросил управляющего дать заработать Иолане и шурину Бенё. Желающих было хоть отбавляй, но управляющий в первую очередь заботился, чтоб обеспечить своих батраков. Взял он поэтому и Имро.

Целый месяц Имро работал на кукурузе. Дождей так и не было, наступила прекрасная пора бабьего лета, южного, пахучего, цвели луга, будто по весне, и на земле, казалось, царил рай.

На полях, под безбрежным голубым небом, среди визжащих девок и баб, не устававших цепляться то к одному, то к другому мужику, понемногу оживал и Имрих, приходил в себя.