В тени шелковицы - страница 7
И стоило лишь прикрыть глаза, как в долине снова начинала журчать вода, кричали серые чайки, водяные курочки шуршали перьями в тростнике, а вот, тяжело расплеснув водную гладь, шлепнулась в реку семейка диких уток.
Чуть подальше, за зеленым барьером деревьев и кустов, ритмично постукивало колесо водяной мельницы, и на ее порог выходил прадед Бенё, в муке до самых бровей.
Он заслонял рукой глаза от солнца и смотрел на пришельца в странной одеже, такой странной, что она казалась неземной.
Но гость не подходил ближе, топтался поодаль, притворяясь, будто не видит мельника, ну и тот, не собираясь навязываться, поворачивался к чужаку спиной и уходил в мельничное отделение.
И хотя гость именно в этот момент собирался подступить ближе, прадед Бенё уже не замечал его намерения и исчезал в дверях, скрывался безвозвратно, а с ним исчезали река и водяные курочки, чайки, дикие утки…
В начале нашего века луг у подножья глоговой рощи стал таким, каким его знали уже свидетели событий, о которых речь впереди. Немногим ранее люди перегородили реку прочными плотинами, и рукава реки, оставшиеся вне плотин, с течением времени перестали сверкать водной гладью. Пологие места прежнего русла, давно перепаханные, превратились в поля; та же участь ожидала и крутые берега, пока еще покрытые высокой травой.
Река отдалилась от рощи. Прежняя водяная мельница, испокон века шлепавшая колесом, давно перестала молоть. Ее хозяин, Имрих Бенё, не продолжил ремесла своих предков. С молодых лет он долго служил в армии. Домой вернулся седой и исхудалый как раз на рубеже века. Отца он не застал в живых, в хате жила одна мать, туговатая на ухо. Не успел Имрих оглядеться — отправилась следом за отцом и она.
Схоронив мать, Имрих помыкался по двору, обошел хутор и снова куда-то делся.
Появился он дома только к весне и привез с собой болезненного вида молчаливую женщину. Родом она была издалека, но Имрих познакомился с ней в соседнем городе, где она жила в прислугах у трактирщика-еврея.
Невидная собой, и, казалось, хворая, жена тем не менее вскоре родила ему дочь, а на следующий год и сына. Мальчика назвали в честь отца, девочке дали имя Иолана. Так захотела мать.
Время шло, отгремели военные годы. Немало людей умерло, много и родилось. Старая монархия распалась, возникло новое государство[1]. Оно вобрало в себя и этот луг, и полевой хутор, и глоговую рощу.
3
В начале двадцатых годов в один из солнечных дней в конце лета к роще подкатила бричка, с нее слезли двое мужчин — инженер-землемер и его помощник.
Сгрузив инструменты, они принялись за работу. Первым делом измерили луг возле рощи и разделили на пятнадцать одинаковых квадратных участков, по два морга[2]. Поэтому позже, когда на каждом участке выросли жилые дома с хозяйственными постройками, они были достаточно удалены друг от друга, и сосед не заглядывал в кухню к соседу. Не удивительно, что здесь жители ссорились реже, чем в других местах.
Разметив участки, землемеры перед будущими домами обозначили вехами дорогу, продолжившую ту, что через рощу привела их сюда. Ширину ее они определили в десять метров, верно предположив, что со временем люди отхватят от нее три метра на прохожую часть и канаву.
Гораздо позже пришел черед на земли ниже дороги. Тут землемер уже не нарезал равные куски. Располагавшие наличными могли позволить себе надел и побольше, не то что покупавшие в рассрочку…
На следующую весну, едва с полей сошел снег и подсохли дороги, по шоссе застучали копыта лошадей, запряженных в тяжело груженные телеги колонистов.
Они ехали от железнодорожной станции. Миновав перепутье, они подъехали к имению, принадлежавшему до войны и некоторое время еще и после переворота[3] архиепископу, и там ненадолго остановились.
Мужчины сгрузили с телег узлы, сняли маленьких детей и старух и перенесли вещи в хибары, что прежде занимали батраки, а теперь власти отдали во временное пользование колонистам.
Дети и старики остались в имении, остальные двинулись дальше.
Проехав мимо поселка старожилов сразу за имением, они свернули с шоссе на проселок и направились к роще. Но до криницы они еще не доехали и воды попробовать не успели.