В тени зелёной беседки - страница 10

Пока нанаец скалывал лёд с его лыжи, врач подошел к больной. Сердечное начало действовать. Дыхание стало глубже, ровнее. Женщина спала, и это было самым лучшим в её положении.

Двинулись дальше. Отяжелевшие ноги еле переступали, и теперь почти вся тяжесть в буквальном смысле слова легла на плечи нанайца. Наконец впереди мелькнул долгожданный лучик. Ларин вынул свой фонарик, просигналил. Не прошло и нескольких минут, как Ходжер в сопровождении двух назначенных на выписку больных был уже рядом. Первым делом подошел к жене, увидел закрытые глаза и с беспокойством посмотрел на врача.

— Спит, — успокоил тот.

— Фельдшер всё делает, доктор, как ты написал, — сказал Ходжер и снял с его плеча постромки. — Иди по нашему следу. Мы, однако, скоро довезём.

Виктор Иванович кивнул. Оставалось недалеко, больная спит. Сейчас ему важно быть в больнице. Анатольевич своё дело знает и все подготовит, но важно самому отогреться и чуть передохнуть. Не оперировать же трясущимися от усталости руками, держа скальпель сведенными от холода пальцами.

Но нарты, запряженные тройкой и подталкиваемые сзади Ходжером, не отставали. Так все вместе и подъехали к больнице. Свет в окнах операционной говорил, что фельдшер задание главврача выполнил. Не успели нарты остановиться, как появились носилки и больную перенесли в маленькую комнатку, служившую одновременно приемным покоем и сестринской. Виктор Иванович еще отогревал пальцы над электроплиткой, когда в кабинет вошли Ходжер и его спутники.

— Отдыхайте пока. Санитарка поставит вам в коридоре раскладушки. Переночуете у нас, — сказал врач. В кабинет заглянула молоденькая санитарка, зарабатывающая рабочий стаж для поступления в медицинский институт.

— Виктор Иванович, Наталья Дмитриевна уже вымылась, больная подана в операционную.

— Спасибо, Галочка. Мне бы только чашечку горячего кофе.

…В предоперационной его ждала Наташа.

— Успела отдохнуть? — спросил он девушку, намыливая до локтей руки.

— Успела, Виктор Иванович, — улыбнулась сестра. — Как пришла домой, так и завалилась в постель, пока не выудила меня оттуда дотошная баба Маня. А вы как?

Беспокойство Наташи стало понятно, когда из зеркала над умывальником на него глянуло осунувшееся лицо с чёрными кругами под глазами.

— А ты знаешь, кажется, ничего. Как на третьем дыхании.

— Сколько их у вас?

— Чего? — не понял Ларин.

— Дыханий?.. Столько, сколько больных?

Виктор Иванович улыбнулся. Девушка ухватила суть. Это было не только выполнением клятвы Гиппократа, а стало его вторым «я». И действительно, порог операционной переступил совсем не тот человек, у которого там, в безбрежной снежной пустыне, отнимались от усталости ноги. Это был хирург, главный врач больницы, как всегда быстрый, точный, внимательный.

Больная ровно дышала, усыпленная наркозом. Виктор Иванович обработал операционное поле, взглянул на фельдшера, ждавшего напротив с приготовленным зажимом, медсестёр, бабу Маню, застывшую у двери, и произнес ставшее ритуальным: «Приступим».

Наташа подала скальпель. Ларин сделал первый надрез и углубился в операцию. Диагноз, как и следовало ожидать, подтвердился. Опоздай на час-другой — и исход был бы, пожалуй, летальным. Операция длилась уже больше часа, всё шло нормально, как вдруг сестра, дававшая наркоз, сказала:

— Кровь кончается.

Врач поднял голову. В ампуле, из которой в вену больной капала кровь, оставалось на донышке.

— Ещё, — сухо бросил он, не прекращая работы.

— Всё. Последняя ампула. И заменителей нет.

Заметив выступившие на лбу врача капельки пота, сестра марлевой салфеткой вытерла их и добавила в свое оправдание:

— Ещёе третьего дня заказали в ЦГБ, но пурга…

— А доноры?

— С отрицательным резусом нет. Из персонала больницы тоже ни у кого.

«Есть, у одного есть. И сестра это отлично знает».

— Готовьтесь к забору крови, — сказал он сестре. И повернулся к санитарке: — Скажите палатной сестре, пусть быстренько проверит группу крови у мужа больной.

Баба Маня бесшумно скрылась за дверью. Крови оставалось минут на пять. Можно, конечно, поработать какое-то время на физиологическом растворе, но все равно кубиков четыреста ещё надо. Внимание хирурга теперь раздваивалось между операционным полем и пустеющей капельницей.