«В Вашем дружестве — вся моя душа, вся моя жизнь» - страница 17

, дабы не нарушить протекания естественных процессов. Только я со всем этим управилась, как на тебе, шестерка лошадей с каретой. А у меня к обеду, кроме единственного голубя, ничего. Оказалось, это чета де Вилларов с г-жой де Сен-Жеран и младшенькой посланницей[124]; не смогли отказать себе в удовольствии по столь чудной погоде сюрпризом нарушить мое уединение, а заодно и показать г-ну де Виллару известные Вам сады. Можете представить, чтó тут началось. Повар тут же принялся жарить-парить цыплят, голубей, словом, отобедали честь по чести. До шести вечера гуляли пешком, а потом подъехал экипаж нашего Аббата, где восседал он сам в окружении г-на де Куланжа и м-ль Мартель. Они привезли с собой куропаток. Так что плакало мое блаженное и столь вожделенное одиночество.

От бедного г-на де Санзеи по-прежнему никаких известий; нет его ни в списках погибших, ни среди раненых, ни среди попавших в плен. Гийераг справился даже у Его Высочества, нет ли у того новостей; Король милостиво ответил, что весьма опечален этим событием, но ума не приложит, что могло с ним приключиться. Можете представить, каково сейчас нашей бедняжке. Новости Вам пусть лучше перескажет г-н д’Аквиль. Меня заботит только осажденный Трир; как бы сына туда не перебросили. Мне бы толику Вашей решительности, чтобы признать, пусть уж лучше в Германии, чем на мессе у миноритов[125]. Ваши соображения по этому поводу не могут не вызывать восхищения.

Барабанщики пробарабанили было про воссоединение обеих подруг, но не тут-то было, его так и не случилось[126]. Первым среди барабанщиков был, конечно же, Бранка с доченькой. Об этой парочке Вы и без меня все знаете. Известный Вам куплетец[127] — сущий шедевр, и, кстати, то, что до сих пор никто не выболтал имени сочинителя — это тоже своего рода шедевр.

Принц д’Аркур потерял одного из братьев, а г-н де Гриньян — дальнего родственника[128]. Право не знаю, сколь значима эта утрата лично для Вас, здесь же она сродни иголке в стоге сена.

Еще я узнала, что покойный Сен-Люк[129] в письмах к маршалам Франции всегда ставил Монсеньор, ибо к их числу принадлежал и его батюшка, у графа де Гиша те же резоны; для всех остальных это становится нормой, и коль скоро приходится к ним писать, то копий по этому поводу уже не ломают. Я согласна с г-ном де Помпонном и советую вам оставить пререкания на этот счет с г-ном де Вивонном.

Королевские замашки[130] укоренились нынче так, что Вам и не снилось. Вставать нам более уже не пристало, никого вокруг мы не замечаем. Недавно одна безутешная мать, заливаясь слезами после гибели своего лучшего в мире мальчика, попыталась было на коленях испросить у Короля разрешения сохранить за семьей его должность. Она даже не остановилась. Тогда эта несчастная г-жа де Фруле[131] со стенаниями повалилась ей прямо в ноги, взывая о милосердии. Та прошествовала мимо и даже не замедлила шага.

Вы спрашиваете, сильно ли расстроила г-на де Ларошфуко гибель г-на де Тюренна. Разумеется, очень сильно. Что до его сына, так он лез в самое пекло. Можете порасспросить Ла Гарда; он подтвердит, что второго столь же честного и неподкупного при дворе не сыскать. Сейчас они все вместе в Лианкуре и Шантийи. Кому-кому, а ему-то будет что Вам рассказать. У Вас тысяча причин порадоваться встрече с ним. И курильницу он, кстати, Вашу захватит[132]. Господин кардинал приказал Вам ее переправить незамедлительно, и, похоже, досадует, что я не сделала этого ранее. Представить не могу, с чего это вдруг Вы решили, что отказаться от этой безделицы вышло бы честнее. Либо я несу вздор и ничего не понимаю в жизни, либо Вы собираетесь поступить до крайности неучтиво и бестактно, чего ранее за Вами не водилось.

Письмо кардиналу де Буйону от г-на де Гриньяна я переправила. С минуты на минуту жду Вашу «Венгерскую королеву» и за нее заранее стократ говорю Вам спасибо[133]. Обещаю поделиться с г-жой де Виллар. Ваше участие — такая прелесть. Наш аббат вволю поторговался за Ваш ковер; он обойдется Вам в двести тридцать ливров, хоть бахрома у него искусственная, как у г-жи де Верней. Добрейшая ЛаТрош наконец-то успокоилась. Ходили разговоры, что братец Табины сражался, как юный Марс, и вроде бы сразил своего противника, но все это одни разговоры