«В Вашем дружестве — вся моя душа, вся моя жизнь» - страница 3
За четыре века своего существования многое из этих писем разошлось на бессмертные цитаты. Чего стоят хотя бы вот эти: «Чем больше я познаю людей, тем больше люблю собак», «Неверность могут простить, но не забыть», или «Чтобы понять, как мы надоедливы, достаточно вспомнить, какими занудами бывают другие, когда говорят с нами», или «Мы всегда готовы стоически переносить несчастья ближнего», или «Долгие надежды ослабляют радость так же, как долгие болезни ослабляют боль», или «Нет таких наслаждений и радостей, которые не теряли бы этого названия, когда они достаются легко и во множестве».
Господствующий доныне взгляд на это наследие — историографический. В нем отыскивают характерные черточки, детали эпохи, отголоски и свидетельские показания о тех или иных событиях далекой уже истории. Именно в силу этих причин переводы писем зачастую так неполны и фрагментарны. Но сами французы ценят эти письма, в первую очередь, за их непосредственность, добросердечие, благорасположенность к роду человеческому, а также легкость и искренность слога. Маркиза в своих письмах кто угодно: любящая мать, заботливая бабушка, ворчливая теща, верный друг, но уж историограф — в самую последнюю очередь. Для французов вся прелесть переписки не в событиях, а во взаимоотношениях дочери с матерью.
Естественный вопрос: а почему выбраны именно эти письма? На наш взгляд, эта подборка способна дать некое представление обо всем собрании в целом. Так, она охватывает значительный период (пять из восьми с половиной лет в разлуке), письма написаны в разных условиях и из разных мест: из Парижа, из деревни, с дороги. Они различны по объему: от нескольких строчек до нескольких страниц, написанных в течение двух-трех дней. Кроме того, большая их часть представлена в хронологической последовательности, что позволит читателю обратить внимание на архитектонику переписки.
Полных переводов на русский язык этих писем не существует.
Из писем к дочери
Г-жа Севинье неодинакова во всем, вплоть до глаз и век. У нее разноцветные глаза, а глаза — зеркало души. Темперамент у нее холодный… У нее весь жар заключен в уме.
Бюсси Роже де Рабютен, член Французской академии, кузен маркизы де Севинье
Мадам де Севинье — первая во всем своем столетии по эпистолярному стилю, даже пустячки она излагает с грацией невероятной!
Франсуа-Мари Аруэ Вольтер
Случайно раскрыл томик де Севинье и ахнул: «Ces beaux jours de cristal du début de l’automne…»[1] Ведь это же тютчевский «день как бы хрустальный», и не может быть ни малейшего сомнения, что Тютчев этот образ у мадам де Севинье заимствовал! О совпадении не может быть и речи.
Георгий Адамович Из записных книжек, 1947 г.
Госпоже де Гриньян
Париж, пятница, 10 апреля 1671 г
В среду я отправила Вам письмо почтой, вчера утром еще одно — с Магалотти, сегодня утром — снова почтой, однако одну роскошную оказию вчера вечером все-таки упустила. Отправилась погулять в Венсенн со своими домашними и со всеми своими Трошами[2]. Там повстречалась мне цепь галерников на Марсель[3]. Через месяц они будут там — чем тебе не оказия. Но подумалось тогда о другом: вот бы и мне с ними. Среди них есть некто Дюваль[4], судя по его речам, он неплохо образован. Представляю, как Вы бы их увидели, стали бы вглядываться в лица и вдруг с изумлением узнали бы меня в толпе бредущих за цепью женщин. Хочу, чтобы Вы знали, как ласкают отныне мой слух эти имена: Прованс, Марсель, Экс, вот только Рона, пожалуй, эта треклятая Рона, да еще Лион мне не по нутру. А Бретань и Бургундия теперь, что полярные страны, есть они, нет их — все одно. Остается только повторить за Куланжем[5]:
Это так мило с Вашей стороны, дорогая моя, упрашивать нашего аббата запретить мне делать Вам подарки. Что за причуды! Как так! О каких подарках речь? Разве только о Газете[7], которую я Вам периодически посылаю. Воля Всевышнего и без того смиряет мои желания, так что ни аббат, ни кто другой не в силах заставить меня отказаться от подарков для Вас. Это такое счастье, так что в следующий раз лучше за меня порадуйтесь. Большей благодарности мне и не надо