В замке и около замка - страница 9

Это были отрадные воспоминания мальчика о раннем детстве, но они слишком быстро тускнели, и он всегда оплакивал то беззаботное время.

Когда Караскова с детьми расположилась около креста, она положила Иозефека на траву и укрыла его юбкой, которая была спрятана в свертке. Кроме этой юбки, в нем было еще немного рваного белья и маленький деревянный конь. Войтех прятал его, как память об отце, и не хотел давать Иозефеку, пока тот не научится играть.

— Что же мы будем делать, дети? — грустно спросила, Караскова, поглядев на бледного ребенка, над личиком которого Войтех держал как зонтик широкий лист лопуха.— Куда мы денемся? Как я могу надеяться на помощь чужих людей, когда стала в тягость тем, кто знает меня и для которых я работала, пока хватало сил?

— Замолчите, мамочка, замолчите, пойдем в деревню,— помните, старая Дорота нам посоветовала пойти в деревню. Там нам не откажут в милостыне и позволят ночевать на сене. Погодите, я попрошу какого-нибудь крестьянина, чтобы он оставил нас у себя, а я буду ему за это даром пасти гусей, увидите, они согласятся, и вам будет легче.

— Ах, сынок, я верю, что нам будет легче в деревне, если бы мне немного помог господь, я бы шила крестьянам, хотя теперь уже поздно. Как я доберусь туда, если не могу держаться на ногах, они отяжелели, отекли.

— Пойдем потихонечку, мамочка, я понесу Иозефека сам, а вы можете опереться на меня.

— Ах, дитя мое,— вздохнула мать и, взяв мальчика зз руку, расплакалась.

От жалости к матери Войтех тоже залился слезами, Иозефек проснулся, его личико сморщилось, как будто и он собирался плакать.

— Что с тобой, жучок? Хочешь есть и пить? У тебя в ротике пересохло? Боже, а мне нечего тебе дать! — причитала мать и, взяв холодные ручки ребенка в свои, стала дышать на них.

— Мамочка, я побегу в замок, может выпрошу там что-нибудь и куплю Иозефеку молока, подождите здесь! — вскочил Войтех и тут же собрался бежать.

— Нет, Войтех, не ходи в замок, помнишь, как тебя недавно выгнали оттуда. Не ходи, тебя могут там побить.

— Меня выгнал лакей, он водил там собачку, которая на меня залаяла. Старая Дорота сказала, что если я пойду в замок, то чтобы шел на кухню, тамошний повар добрый и подает нищим. Или, может быть, я пойду к ключнице, она дает каждому нищему по крейцеру. Не бойтесь, мамочка, я постараюсь, чтобы лакей меня не увидел.

— Это тебе не поможет. Чтобы попасть в замок, куда бы ты ни направился — на кухню или куда-нибудь еще, ты все равно должен пройти мимо привратника; если даже ты не увидишь никого, не забывай, что там привязаны большие собаки, они лают на каждого прохожего — и тогда выходит привратник.

— Я пойду садом — забор там низенький, перепрыгнуть легко, и я как-нибудь доберусь кустами до кухни.

— Ох, мальчик, никогда не ищи таких путей, иди всегда прямо. Везде есть люди, сторожа могут увидеть, они схватят тебя и спросят, куда идешь ты, как бы не осрамиться. Берегись этого, дитя.

— Ну, я не пойду так, мамочка, пойду прямо, дай только бог, чтобы никого не встретить, а до кухни я доберусь,— сказал мальчик и, решительно повернувшись, направился в замок. Мать осталась одна с ребенком.

Солнце сильно жгло, но малышу было холодно, несмотря на то, что под ним была перинка и он был закутан в юбку; даже дыхание матери не согревало ему ручки. Глаза его были обращены к синему небу и не смотрели на мать, ротик судорожно подергивался, личико исказилось, он тяжело дышал. Мать смотрела на него со страхом, ведь он всегда улыбался ей, гладил по лицу и любил обвивать ручкой ее шею, а сейчас впервые даже не взглянул на нее. Иозефек был от рождения хилым и слабым ребенком. Ему было уже около года, но он еще не говорил и не умел сидеть. Тельце его исхудало, и когда мать целовала его ручки и ножки, она всегда плакала и думала: «Для тебя было бы лучше, если бы бог взял тебя»,— но в следующее мгновение она горячо прижимала его к сердцу и готова была отдать за его здоровье и жизнь всю кровь до последней капли. Когда Караскова увидела, что ребенок так сильно изменился, ее охватило тяжелое предчувствие, и, ломая руки, она с громким плачем опустилась на колени у подножия креста.