В зеркалах - страница 38
«Как в кино», — подумал Рейнхарт, глядя на окошко. Молодые люди за стеклом были на одно лицо, оба светловолосые, подстриженные ежиком, оба примерно его возраста, нельзя сказать чтобы симпатичные, но очень чистенькие, — наверно, мыло получают бесплатно.
Они — инженеры. Что ж это за инженеры? Какая у них, собственно, там инженерия?
Рейнхарт задумался, а пластмассовые бутыли тихонько проплывали мимо. Немного погодя ему стало казаться, будто один из инженеров начал к нему приглядываться, а однажды он поймал себя на том, что улыбается молодому человеку слева. Тот ответил ему озабоченным взглядом, и Рейнхарт бросился к своим колпачкам.
Инженеры вечно стоят за стеклом и наблюдают за тобой — так было и на радиостанциях. Почему-то представлялось, что они там и живут, в этих стеклянных кабинках, невзирая на отсутствие комфорта и санитарных удобств. Но, разумеется, они там не жили, они жили в домах черт знает на каком расстоянии от города, там, где живут все чистенькие молодые люди. «Как этот гусь, — подумал Рейнхарт, снова обменявшись взглядом с окном, — он живет в доме черт знает на каком расстоянии от города. В симпатичном, конечно, миленьком домике. Он инженер. У него миленькая женушка, которая ездит в супермаркет в тугих штанишках, и миленький ребеночек. И миленькая машинка. Каждый вечер, как штык, он говорит им „спокойной ночи“ и на миленькой машинке мчится как угорелый сюда, чтобы вовремя встать за стеклом и наблюдать за цехом, где недоумки дрочатся с мылом. Мир — странное место, — думал Рейнхарт, — на тебя действуют силы, которых обычно не замечаешь. Как эти инженеры. Надо как-нибудь спросить про это у Фарли. Фарли всегда понимал, что происходит.
Замечательно, — думал он, все еще глядя в окно, — микрокосм. С какой стороны стекла начинается аквариум? Но замечательно было бы иметь такое окно. Как бы на постоянных условиях — это лучше, чем белый комбинезон».
Он вдруг спохватился, что мыло его одолевает. Пластмассовые бутыли громоздились, налезали друг на друга, толкались, стараясь пробить себе дорогу, словно охваченные паникой беженцы, ряды их расстраивались на ходу. Одна бутыль свалилась на пол и бесшумно покатилась по бетону; он поднял ее и увидел, что конвейер остановился. «Ох, так твою», — выругался про себя Рейнхарт и обернулся: вдоль ряда уже бежал мастер. Но он почему-то не остановился возле Рейнхарта, а промчался мимо, засвистел в белый пластмассовый свисток и помахал рукой, сзывая людей. Рабочие из одного ряда с Рейнхартом потянулись за ним. Рейнхарт сбросил бутыли с мылом в наклеечную машину и пошел за остальными.
Они прошли в комнату с серыми кафельными стенами, где на пластиковых столах лежали груды сэндвичей с копченой колбасой и стояли бутылки содовой. Пристроившись на краю скамьи, Рейнхарт сразу набросился на еду. Он уже почти насытился и размышлял о том, как существенно, чтобы копченая колбаса была со свежим хлебом, и вдруг почувствовал на себе взгляд высокого человека с кудлатой, неровно подстриженной рыжей шевелюрой — он неприязненно смотрел на сэндвич, который Рейнхарт подносил ко рту.
— Стукач, — произнес рыжий.
Сидевшие за столом замерли, потом молча поднялись и, забрав сэндвичи и бутылки, отошли к серой стене.
— Стукач, — повторил рыжий. — Ты стучал в «Анголе» и здесь стучишь, да?
— Мы с вами незнакомы, — сказал Рейнхарт, кладя сэндвич на стол. — Вы меня с кем-то путаете.
За смежным столом белесый юнец с вытатуированным сердцем на руке обернулся и замотал головой, прожевывая сэндвич.
— Это не он, Мамбрей, — сказал он, проглотив еду. — То другой.
— Ты же сказал, что он, — произнес Мамбрей, не отрывая глаз от Рейнхарта. — Ты же на него показал.
— Ага, — сказал малый. — Того типа зовут Тибодё. Он еще на лестнице шмыгнул назад. Это не тот тип.
— А тебя как зовут? — спросил Мамбрей.
— Я Рейнхарт.
— Его Рейнхартом зовут, — сказал белесый паренек, передвигаясь с недоеденным сандвичем за стол Рейнхарта. — Я его знал в «Анголе». Он никакой не стукач.
Люди, евшие у стены, вернулись и сели к столу. Мамбрей вышел в коридор и оглядел лестницу снизу доверху.