«В» - значит вторжение - страница 55
Через дверное стекло я видела, как она приближалась. Она включила свет на крыльце и выглянула через стекло.
— Да?
— Вы — Солана?
— Да.
На ней были очки в черной оправе. Ее темные волосы были результатом окрашивания в домашних условиях. Если бы она делала это в салоне, какой-нибудь «художник» добавил бы несколько дурацких светлых прядей. Из заявления я знала, что ей шестьдесят четыре, но она выглядела моложе, чем я представляла.
Я улыбнулась и повысила голос, показывая большим пальцем в направлении дома Генри.
— Я — Кинси Миллоун. Я живу рядом. Я хотела заглянуть, посмотреть, как дела у Гаса.
Солана открыла дверь и выпустила облако теплого воздуха.
— Еще раз, как вас зовут?
— Миллоун. Кинси.
— Приятно познакомиться, мисс Миллоун. Заходите, пожалуйста. Мистер Вронский будет рад компании. Он был немного подавлен.
Она отступила, давая мне пройти.
Солана была подтянутая, но немного грузноватая в области живота, что говорило о том, что когда-то она носила ребенка. Молодые матери обычно быстро теряют вес, но он возвращается в зрелые годы в виде постоянного пародийного мешка.
Проходя за ней, я машинально прикинула ее рост, который был примерно метр пятьдесят семь, по сравнению с моими метром шестьюдесятью семью.
На ней была туника бледно-зеленого цвета из прочного материала и похожие брюки, не то чтобы униформа, но немнущиеся и легко стирающиеся вещи, купленные для удобства.
Пятна от крови пациента или других телесных жидкостей будет легко удалить.
Вид гостиной меня поразил. Исчезли обломанные фанерные столики с их липкими безделушками. Коричневые чехлы были сняты с дивана и трех кресел. Оригинальная обивка оказалась приятным цветочным орнаментом в кремовых, розовых, коралловых и зеленых тонах, и должно быть была выбрана покойной миссис Вронской. Шторы были раздвинуты, оставив окно голым и чистым. Ни пыли, ни беспорядка. Ковровое покрытие мышиного цвета было на месте, но букет темно-розовых роз стоял на кофейном столике, и я не сразу поняла, что они искусственные. Даже запах в доме изменился — с многолетнего никотина к чистящему продукту, который, наверное, назывался «весенний дождь» или «полевые цветы».
— Вау. Как здорово. Это место никогда не выглядело так замечательно.
Солана казалась довольной.
— Тут еще много работы, но по крайней мере, в этой части дома стало лучше. Мистер Вронский читает в своей комнате, пойдемте со мной.
Я последовала за Соланой по коридору. Ее туфли на резиновой подошве не издавали ни звука, и эффект был странным, словно она была судном на воздушной подушке, плывущим впереди. Когда мы достигли спальни Гаса, она взглянула на него, потом оглянулась на меня и приложила палец к губам.
— Он заснул.
Я тоже заглянула в комнату и увидела Гаса на кровати, поддерживаемого кучей подушек.
Открытая книга лежала поперек его груди. Его рот был раскрыт, а веки были прозрачными, как у птенчика. В комнате был порядок, и его простыни выглядели новыми. Одеяло было аккуратно сложено в ногах кровати. Его слуховой аппарат был вынут и лежал под рукой, на тумбочке.
Я сказала шепотом:
— Не хочу его беспокоить. Лучше я приду завтра утром.
— Как хотите. Я могу его разбудить.
— Не надо. Нет никакой спешки. Я ухожу на работу в восемь тридцать. Если он уже встанет, я тогда смогу его навестить.
— Он просыпается в шесть часов. Рано ложится и рано встает.
— Как он себя чувствует?
— Нам лучше поговорить на кухне.
— Ой, конечно.
Солана прошла назад по коридору и свернула налево, в кухню. Я следовала за ней, стараясь двигаться так же бесшумно, как она. Кухня, как и гостиная со спальней, претерпела изменения. Те же бытовые приборы были на месте, пожелтевшие от времени, но на стойке стояла новенькая микроволновка. Все было чистым, и похоже, что кухонные занавески были выстираны, выглажены и повешены на место.
С опозданием отвечая на мой вопрос, Солана сказала:
— У него бывают хорошие и плохие дни. В таком возрасте они не восстанавливаются так быстро. У него есть прогресс, но это два шага вперед и три назад.
— Я понимаю. Я знаю, что его племянница беспокоится о его ментальном состоянии.