Валентин Понтифик - страница 4

– Этот сон растолкует и ребенок, – ответила ему Тизана, – даже без вина. Землетрясение? Распавшийся на части мир? Что ж, мой повелитель, вы должны готовиться к худшему.

– Но что ты все-таки имеешь в виду?

За нее ответил Слит:

– Это знамения войны, ваше высочество.

Валентин повернулся и посмотрел на невысокого человека.

– Война? – выкрикнул он. – Война? Я первым из короналей за восемь тысяч лет вывел войска на поле битвы. Неужели мне придется повторить это?

– Мой повелитель, – сказал Слит, – вы и сами знаете, что война за реставрацию была лишь первым сражением настоящей, большой войны, которая сейчас назревает. Много веков все шло к этой войне, и, думаю, вы понимаете, что ее не избежать.

– Неизбежных войн нет, – ответил Валентин.

– Вы уверены, мой повелитель?

Корональ взглянул на Слита с гневом и печалью и ничего не ответил. О сказанном только что он успел догадаться сам, без посторонней помощи, но не хотел слышать подтверждений своей догадки, чтобы не наполнять душу невыносимой тревогой. Он встал и принялся молча расхаживать по комнате. У противоположной от двери стены огромная и жутковатая скульптура из резных костей морского дракона: обращенные вверх сцепленные ладони с переплетенными пальцами, но с тем же успехом она могла изображать и огромную зловещую пасть со смыкающимися клыками. Валентин довольно долго стоял перед ней, бесцельно поглаживая лоснящуюся полированную кость. Незаконченное дело, сказала Тизана. Да. Да. Меняющие облик. Меняющие облик, метаморфы, пьюривары – назовите их как угодно, но они коренные жители Маджипура, и это у них первопоселенцы со звезд отобрали их чудесный мир четырнадцать тысяч лет назад. «Уже девятый год, – думал Валентин, – я стараюсь понять чаяния этого народа, но так ничего и не знаю о них».

Он повернулся и сказал:

– Когда я поднялся, чтобы сказать тост, я думал о словах верховного глашатая Хорнкаста: «Корональ – это мир, а мир – это корональ». И внезапно я стал Маджипуром, и через меня прошло все, что происходило во всех концах мира.

– С вами уже бывало такое, – сказала Тизана, – в снах, которые я толковала вам: когда вы держали в правой руке двадцать миллиардов золотых нитей, растущих из земли, и другой сон, когда вы раскинули руки и обняли весь мир, и еще…

– В этот раз было по-другому, – сказал Валентин, – мир раскололся.

– Как?

– Буквально. Разлетелся на куски. Осталось только море тьмы, и я упал в него.

– Хорнкаст сказал очень верно и точно, – тихо ответила Тизана, – вы и есть мир, ваше величество. Со всего мира к вам притягиваются дурные эмоции и мысли. Так что, ваше величество, это действительно было послание, но не от Повелительницы, не от Короля Снов, а от самого мира.

Валентин посмотрел на врууна:

– Что скажешь на это, Делиамбер?

– Я знаком с Тизаной уже лет пятьдесят и ни разу не услышал от нее ни единой глупости.

– Значит, быть войне?

– Уверен, что война уже началась, – ответил Делиамбер.

Хиссун долго корил себя за опоздание на банкет. Первое официальное мероприятие с тех пор, как его неожиданно включили в свиту лорда Валентина, – и он не успевает вовремя. Непростительно!

В чем-то это была вина его сестренки Эйлимур. Пока он возился с парадным облачением, она постоянно суетилась вокруг него: то поправляла цепь на плече, то ее не устраивали длина и покрой туники, то она находила на его начищенных до блеска башмаках пятна, которых не видел никто, кроме нее. Ей было пятнадцать лет – трудный возраст для девочки, хотя Хиссун порой думал, что у девочек любой возраст трудный, – и она пыталась вести себя как настоящая хозяйка, лезть повсюду со своей точкой зрения и вникать во все домашние дела.

Эйлимур изо всех сил старалась, чтобы Хиссун выглядел на пиру у короналя достойно, но в итоге лишь помогла ему опоздать. Одну только нашивку с его званием – небольшой эполет с изображением пылающей звезды, который полагалось носить на левом плече с аксельбантом, – она прилаживала, как ему показалось, минут двадцать, постоянно сдвигая на доли дюйма то туда, то сюда, чтобы попасть точно в центр, и наконец сказала:

– Ну-ка, посмотри. Отлично, правда!