Валеркина охота - страница 9

Лесник сходил за ружьями, разрядил их, положил на лавку.

— Ну что? Я смотрю, вы поладили?

Две пары смышленых глаз повернулись к нему:

— Поладили.

Валерка хотя и почтительно, но уже без боязни трепал медведя за загривок, а тот добродушно улегся вдруг на полу и прищурил от удовольствия глаза, чуть подрагивая веками.

— Поладили…

Валерка выбирался на дорогу и шел напрямик сквозь лес. Неожиданно он наткнулся на следы зверей и размашистые прыжки человека. На снегу алела кровь.

Он озадаченно остановился — такие большие следы могли принадлежать только лосю или оленю. Красавцев благородных оленей выпустили у них в районе в позапрошлом году, и они, освоившись, ожившись в средней полосе, нередко показывались на глаза, довольно близко подпуская человека.

Но кто же это бежал за ними? Нельзя стрелять этих зверей… Запрещено. — Валерка видел, что следы совсем свежие, он тронул шарик крови на снегу. Не успела даже застыть… А может, по лицензии охотник добывает лося? Но следы больше похожи на оленьи, лосиные размашистей: лось ведь вдвое крупнее. А если — олень? Какая может быть охота? На оленей не дают лицензий…

«Браконьер?.. — мелькнуло страшное слово. — Но кто это? Приезжий или местный?..»

А в это время… Глубоко проваливаясь в снег, оставляя на каждом прыжке кровь, уходила от охотника смертельно раненная олениха. Олененок, напуганный недавним выстрелом, торопливо прыгал сзади. Он старался попадать в материны следы, беспокойно прядал ушами и тревожно принюхивался к пятнам крови.

На небольшой прогалине олениха остановилась. Тяжело вздымались ее бока, она повернулась, и ее большие уши вскинулись, напряглись, ловя шум продирающегося через кусты человека.

Олененок видел, как дрожат ноги матери, видел мокрый от крови бок и, раздувая ноздри, вытянув шею, осторожно лизнул около раны. Кровь оказалась теплой и неприятной на вкус, но он лизнул еще, смутно понимая, что матери может стать от этого легче, и лизал уже уверенно, испачкав в крови желтые, бархатные свои губы.

Мать повернула голову, замерла. Из умного оленьего глаза, в котором, как в выпуклом зеркале, отражался маленький ее детеныш, вышла и, смачивая шерсть, заскользила таинственная звериная слеза.

Совсем близко зашуршали ветки. Олениха, оттолкнув олененка, вскинулась и через силу сделала первый скачок.

На прогалину выбежал человек: на сером, небритом лице светились злые, маленькие глаза; полушубок был распахнут, из расстегнутого ворота рубахи выглядывало красное, вспотевшее тело. Мокрые волосы выбились из-под шапки на лоб.

Он перехватил ружье, глянул на большое пятно крови…

— Опять отдыхала? Ну, теперь далеко не уйдешь… Сейчас, голубушка… Сейчас… — и, кинув в рот пригоршню снега, он побежал по следу.

Мать упала, но тотчас поднялась, однако упала опять и встала уже с трудом, широко расставив ноги, не пытаясь больше идти. Олененок метнулся вперед, обернулся… «Ну же! Ну, пойдем!..» — говорил весь его вид, а мать смотрела на него, большая, сильная, добрая, и… не шла. Тогда он подскочил к ней, прижался, а она подпихнула его головой, будто требуя, чтоб он убегал один, требуя бросить ее, и он, подчиняясь этому, опять отскочил, но тут же вернулся, не имея сил, боясь уйти в страшный теперь для него лес.

За деревьями мелькнула тень. Собрав последние силы, мать сильно толкнула олененка и, всхрапнув, повернулась к человеку. Тот вскинул ружье, хладнокровно выцелил в голову и выстрелил.

Сердце олененка готово было разорваться от страха — он несся во всю прыть, поняв, что мать никогда больше не догонит его, что она навсегда осталась там, с этим страшным человеком.

Ужас происшедшего гнал его вперед, и он бежал, высоко вспрыгивая в снегу, почти не видя дороги, и, налетев со всего маху на прочный, острый сук, дернулся, повалился на бок и затих, оглушенный болью и ужасом пережитого. Снег своей прохладой успокоил его, и олененок закрыл глаза.

Услышав недалекий выстрел, Валерка сдернул с плеча ружье, повернулся: «Конечно, браконьер! Вот негодяй! Нужно идти. Узнать, кто! Как он смеет? Олени такие красивые, а он их стреляет».

Он пошел по следам, но остановился, задумался: «А если он такой зверь?.. Если он решился?.. Он ведь и меня может?.. Закопает в снегу — не найдут… Как же быть?.. А если прийти будто случайно? Тогда он не подумает? Мне ведь только посмотреть, кто… И сразу назад».